Игорь ФРОЛОВ © 2004

 

УРАВНЕНИЕ ШЕКСПИРА,

ИЛИ «ГАМЛЕТ»,

КОТОРОГО МЫ НЕ ЧИТАЛИ

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

ЧТЕНИЕ СО СЛОВАРЕМ

 

 

I. ПРОЛОГ КАК ЭПИЛОГ,

ИЛИ ПРОЗА-ПАРАЗИТ В СТИХОТВОРНОМ ТЕЛЕ

 

Начнем с того, чем пьеса заканчивается. Вспомним слова Горацио сразу после воцарения Фортинбрасса:

 

Горацио:

И я скажу незнающему свету,

Как все произошло <...>

...Все это

Я изложу вам.

 

Фортинбрасс:

Поспешим услышать

И созовем знатнейших на собранье.

А я, скорбя, свое приемлю счастье;

На это царство мне даны права,

И заявить их мне велит мой жребий.

 

Горацио:

Об этом также мне сказать придется

Из уст того, чей голос многих скличет;

Но поспешим  <...>

 

(перевод М.Лозинского)

 

 

Воспользуемся английским текстом (вторая, наиболее полная редакция «Гамлета» 1604 года издания). Последняя фраза вышеприведенной цитаты (3891-я строка) выглядит так:

«But let this same be presently perform'd.» (Но давайте именно это немедленно представим/сыграем).

В первой редакции 1603 года еще определеннее: «...looke vpon this tragicke spectacle» (...посмотрим сей трагический спектакль).

У Лозинского же от всей строки остается «Но поспешим».

Перед нами не что иное, как перенесенный в конец пьесы пролог, и Горацио выступает не только в роли Пролога – актера, заявляющего тему предстоящего представления, – но и рассказчиком, по существу, автором пьесы, которую он готов сейчас же представить новому королю Дании Фортинбрассу. Но мы уже заметили, что пьеса делится на поэтическую и прозаическую части, и должны быть осторожны в вопросе авторства. Пока что мы можем говорить лишь о том, что Шекспир назначил своего героя Горацио «сочинителем» поэтической версии. Этот факт, кстати, не находит объяснения у Баркова – действительно, если автором стихов пьесы является Гамлет, зачем ему вводить в свое сочинение еще и автора Горацио? А ведь именно в поэтической версии умирающий Гамлет говорит:

 

«…Горацио, я гибну;

Ты жив; поведай правду обо мне

Неутоленным».

 

Мало того, он поручает Горацио передать Фортинбрассу самое ценное – собственный голос за избрание Фортинбрасса королем Дании:

 

«Избрание падет на Фортинбраса;

Мой голос умирающий – ему;

Так ты ему скажи…»

 

Итак, в самом конце пьесы (а, по сути, в ее прологе) Горацио заявляет себя самым близким другом принца Гамлета, его душеприказчиком, которому умирающий принц дал право рассказать обо всем, что произошло, и объявить его последнюю волю. Но так как весь этот диалог происходит в самом конце пьесы, то читатель вправе предполагать, что закончил читать именно тот поэтический вариант событий, который рассказал Фортинбрассу Горацио. И это сразу меняет наше отношение к пьесе. Шекспир сделал тонкий литературно-психологический ход – теперь мы вынуждены вернуться и перечитать пьесу заново, уже зная о том, что автором стихотворной части является Горацио.

В связи с «половинным» авторством Горацио – небольшое отступление в профессиональное литературоведение. Известный шекспировед Михаил Морозов в своей книге «О Шекспире» привел пример мучений переводчиков (да и самих носителей языка) с текстами Барда. Это лыко в нашу строку. Речь идет о двух строчках в самом начале пьесы (пер. Лозинского):

 

27 Bar. Say, what is Horatio there?

(Барнардо: Что, Горацио с тобой?)

28 Hora. A peece of him.

(Горацио: Кусок его.)

 

Морозов пишет: «…В переводе «Гамлета» Лозинским … Горацио … в ответ на вопрос Барнардо, он ли это, дает следующий таинственный ответ: «Кусок его». Не более понятно и у Радловой: «Лишь часть его». Эта бессмыслица имеет за своими плечами почтенное прошлое. …«Отчасти» (Кронеберг). «Часть его» (Кетчер). …«Если не весь, то частица его» (Каншин). Переводчики как бы боялись принять определенное решение». Морозов сомневается в современном ему толковании Довера Уилсона (носителя языка!), «согласно которому Горацио шуточно намекает, что замерз и обратился в ледышку». «Лично нам кажется, – пишет Морозов, – что … прав был Полевой, когда перевел: «Я за него».

Теперь и мы можем вмешаться в этот странный спор – странный потому, что, оказывается, по этому вопросу нет единогласия и среди английских шекспироведов. Учитывая наше предположение о том, что автором стихотворной части пьесы является Горацио, и принимая во внимание, что a peece (piece) кроме части/куска означает и небольшое литературное произведение, пьесу, мы теперь «с полным правом» можем перевести A peece of him как Пьеса от него, Его пьеса! Впрочем, это не принципиально, и мы не призываем относиться к такому переводу слишком серьезно… Кажется, и так достаточно доказательств тому, что пьеса (стихотворная ее часть) действительно его, Горацио.

 

Принято считать, что опечатки, которых множество в прижизненных изданиях Шекспира, есть всего лишь следствие нерадивости наборщиков и невнимательности редакторов. Вполне возможно это так в действительности. Но кто даст гарантию, что некоторые из них не задуманы самим автором? Такой гарантии нет, поэтому придется рисковать, обращая внимание на некоторые «говорящие» опечатки и пытаясь их расшифровать.

В первой редакции 1603 г. имя Горацио несколько раз пишется как «H oratio» (так к нему обращается Гамлет) – и это не ошибка наборщика, как думают многие. Литера «H» в латинском языке заменяла некоторые часто употребляемые слова, такие как habet (хранить), heres (владелец, наследник); в свою очередь oratio означает речь, дар речи. Учитывая аналогию с именем римского поэта Горация, можно предполагать, что шекспировский Горацио заявлен в пьесе в двух ипостасях – как хорошо владеющий поэтической речью и как хранитель речи Гамлета, свидетель и участник событий, который о них расскажет. Там же сам Гамлет подается как H amlet – что можно перевести как литературный наследник принца Амлета, героя повести XII века Саксона Грамматика, в которой впервые появился сюжет о датском принце, мстящем за смерть отца. В свою очередь Амлет восходит к Омлоти. Михаил Морозов пишет: «Исследователи разложили это слово на составные части; собственное имя Анле и Оти, что значит «неистовый», «безумный».

Тогда H amlet может означать наследник Анле-сумасшедшего. Кто этот сумасшедший, которому наследует наш герой, пока неясно, как неясно вообще, имеет ли право на жизнь такая трактовка имени. Но мы должны быть терпеливыми – впереди ждут ребусы куда более сложные.

Итак, мы определили, что в условном пространстве шекспировской пьесы разворачивается внутреннее представление, автором которого, как оказалось, является Горацио. Самое простое – предположить, что под именем Горацио Шекспир вывел себя, и рассматривать всю пьесу сквозь этот обманчиво-прозрачный кристалл. Однако не будем торопиться – мы еще не поняли, какую роль играют прозаические вставки.

Строгий филолог здесь не преминет сделать замечание – если речь идет о мениппее, то правильнее говорить о прозаическом тексте, куски которого скреплены стихотворными вставками. Именно так, в классическом, «менипповом» духе, и рассматривал пьесу Шекспира Альфред Барков. Но мы, будучи полными профанами в филологии, все же не станем торопиться с исправлением нашего «обратного» посыла.

Вспомним о времени появления «Гамлета». Историки литературы относят его создание ко времени между 1598 и 1602 годами. В списке произведений Шекспира, опубликованном в 1598 году «Гамлета» еще не было, а в июле 1602 года «Месть Гамлета, принца Датского» была зарегистрирована в Палате книготорговцев. Первая печатная версия датируется 1603 годом, вторая – значительно расширенная – 1604-м, но есть достоверные свидетельства, что эта пьеса уже игралась в 1601 году. А отрезок английской истории 1601-1603 гг. чрезвычайно значителен. Он начинается неудачным восстанием (8 февраля 1601 года) под водительством графа Эссекса, фаворита королевы Елизаветы (до сих пор нет единого мнения – был ли он любовником престарелой королевы или ее незаконнорожденным сыном). Восстание было подавлено в самом начале, и графа по указу королевы казнили. Сама Елизавета пережила своего любимца на два года. В 1603 году она умирает, и власть ее переходит к Якову (Джеймсу) VI, королю Шотландии и сыну Марии Стюарт, казненной Елизаветой в 1587 году.

Пьеса, созданная в такое исторически сложное, переломное время просто обязана нести в себе отношение автора к событиям, свидетелем или участником которых он был. Но в то время сделать это напрямую было просто невозможно – существовал даже королевский указ, накладывающий запрет на отображение в пьесах действующих монархов и других лиц королевской фамилии. В таких жестких цензурных условиях не могло не процветать уже упомянутое искусство стеганографии – и о нем нужно помнить, чтобы вставная проза превратилась из авторского огреха в полное смысла сообщение, вложенное в поэтический текст. Конечно, это не утверждение, а, пока лишь предположение – но предположение самое естественное.

Здесь следует добавить, что Шекспир в случае с «Гамлетом» (как, впрочем, в случаях с большинством его пьес) «пришел на готовенькое» – я не имею в виду историю датчанина Саксона Грамматика (Saxo Grammaticus, Gesta Danorum или Historia Danica, XII в.), или ее пересказ французом Бельфоре (François de Belleforest, Histoires Tragiques, 1576), – но говорю о пьесе, созданной в конце 80-х – начале 90-х годов XVI столетия. Все исследователи единодушно приписывают авторство того «Пра-Гамлета» Томасу Киду (1558-1594), английскому поэту и драматургу. Есть упоминание, что этот «Гамлет» шел на сцене в 1589 году. Кстати, это Кид, автор «Испанской трагедии» впервые ввел в английскую драматургию темы мести и призрака, вещающего правду, а также пьесу в пьесе. В 1593 году могущественный Тайный совет пытками выбил из него показания на Кристофера Марло, с которым Кид некоторое время жил в одной комнате. Нужно заметить, что Марло первым применил в английской драме прозо-поэтическое мениппейное деление.

С достаточной уверенностью можно сказать, что скелетом поэтического «тела» нашего «Гамлета» послужил сюжет, знакомый тогдашнему зрителю. Похоже, говорят шекспироведы, что это пересказ пьесы Кида, исполненный Шекспиром в своей творческой манере. В таком случае мы можем считать, что в чужую, по сути, пьесу Шекспир внедрил прозу-паразита, несущую собственную смысловую нагрузку, и поддерживающую свою жизнеспособность сюжетной кровью пьесы-хозяина. Сравнение, конечно, неблагозвучное, однако фактически оправданное.

Итак, вслед за Альфредом Барковым, мы поделили пьесу на две части – поэтическую, автором которой Шекспир «на наших глазах» назначил Горацио (так предварительно мы считаем, исходя из пролога-эпилога), и прозаическую, автора которой мы пока не знаем, но подозреваем, что в прозе изложена версия событий, отличающаяся от версии Горацио.

Что касается правил мениппеи, то я все же настаиваю: в данном случае вставной является проза – потому что вставлена она в пусть и откорректированный, но чужой, стихотворный текст «Пра-Гамлета», хорошо знакомый театральному зрителю елизаветинской эпохи.

И еще: по правилам античной мениппеи стихотворная часть произведения всегда является своего рода ложью, в которой объект сатиры восхваляется, тогда, как в прозе описывается истинное отношение автора к своему герою. Будем считать, что Шекспир в своей пьесе не отступил от хорошо известных ему правил менипповой сатиры. С этим убеждением и приступим к чтению прозы «Гамлета».

 

II. КАК ПОЛОНИЙ ЗАБЫЛ СЛОВА

 

Теперь, имея хоть какое-то представление о литературно-политическом контексте, в котором родился «Гамлет», начнем читать пьесу, часть из которой по горячим следам написал, как это следует из пролога-эпилога, друг погибшего принца Горацио (и вообще, единственный из главных действующих лиц оставшийся в живых!). Но читать мы будем, как уже было сказано, в основном вставное прозаическое «сообщение». Именно оно вносит в наше восприятие смысловые «помехи», тем самым, обращая наше внимание на то, что события в «Датском королевстве» развивались не совсем так, как об этом повествует Горацио новому королю Фортинбрассу. Если проанализировать пьесу, разделяя прозу и поэзию, то сразу бросается в глаза, что почти все отмеченные исследователями противоречия заложены как раз в этом прозо-поэтическом делении. Даже при беглом прочтении становится ясно, что именно проза есть причина отклонения шекспировского «Гамлета» от обычной театральной постановки в сторону литературного тайника, где хранятся отнюдь не литературные секреты.

Первый акт пьесы (а деление пьес на акты ввел поэт Бен Джонсон уже после смерти Шекспира) – это завязка сюжета-ширмы, в котором призрак рассказывает Гамлету о преступлении Клавдия, задавая тему мести. Он полностью написан пятистопным ямбом, без примесей прозы. Второй начинается со сцены, где Полоний (Polonius) дает задание слуге Рейнальдо следить во Франции за своим сыном Лаэртом (Laertes). Это место, между прочим, тоже выглядит загадкой – зачем отец поручает своему слуге следить за своим родным сыном?

И вот первая вставка – Полоний вдруг запинается (еще ямбом):

 

(942-3) And then sir doos a this, a doos,

(И тотчас будет он... он будет...), – и продолжает прозой:

what was I about to say?

(Что это я хотел сказать?)

(944) By the masse I was about to say something, Where did I leaue?

(Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился?)

(пер. М. Лозинского).

 

Дальше – снова ямб.

Очень важный момент – достаточно мимолетный, чтобы не обратить на него рассеянного внимания, но заметный для тех, кто настроен на поиск. Этих двух строчек хватает, чтобы понять – Полоний забыл слова! Вдруг выясняется, что пространство произведения по-крайней мере двухэтажно – условная жизнь на сцене в постановке пьесы-прикрытия и жизнь закулисная, реальная, в которой говорят прозой и в которой герои, по-прежнему скрытые от зрителя именами-масками решают какие-то иные (в отличие от сценическо-поэтических) проблемы. То, что говорящий ямбом Полоний вдруг сбивается на прозу, говорит о том, что проза и есть та реальная жизнь, в которой живут актеры, играющие в стихотворной пьесе Горацио.

Следующая вставка (II,2) тоже замаскирована. Полоний читает Клавдию и Гертруде письмо, которое, по его словам, безумный Гамлет написал Офелии:

 

1137 To the Celestiall and my soules Idoll, the most beau-

1137-9 tified Ophelia, that's an ill phrase, a vile phrase,

1139-40 beautified is a vile phrase, but you shall heare: thus in

1140-1 her excellent white bosome, these &c.

 

(К Божественной, идолу моей души, преукрашенной Офелии, это больная фраза, мерзкая фраза, преукрашенная – мерзкая фраза, но вы послушайте: таким образом на ее превосходную белую грудь/лоно, эти... и так далее.)

 

1142 Quee. Came this from Hamlet to her?

(Это прислал ей Гамлет?)

1143 Pol. Good Maddam stay awhile, I will be faithfull,

(Погодите, добрая Мадам, я буду правдив,)

1144 Doubt thou the starres are fire,

(Ты не верь, что звезды – огонь,)

1145 Doubt that the Sunne doth moue,

(Не верь, что Солнце движется,)

1146 Doubt truth to be a lyer,

(Не верь правде, что бывает лжецом,)

1147 But neuer doubt I loue.

(Но не сомневайся в моей любви.)

1148-9 O deere Ophelia, I am ill at these numbers, I haue not art to recken

(О, дорогая Офелия, я плох в этих размерах, я не искусен в подсчете)

1149-50 my grones, but that I loue thee best, o most best belieue it, adew.

(моих стонов, но что я люблю тебя больше всех, о, наилучшая, этому верь, прощай.)

1151-2 Thine euermore most deere Lady, whilst this machine is to him. Hamlet.

(Твой навсегда, самая дорогая леди, до тех пор, пока этот механизм с ним. Гамлет.)

 

Субьективные впечатления от прочитанного: слог письма коряв до такой степени, что королева удивлена, и ее вопрос (а иначе, зачем она переспрашивает?) выражает недоумение и недоверие. Читатель, несмотря на то, что не знаком с рукой Гамлета, вполне может подозревать подделку, хотя ее автор и цель пока не ясны. Что касается последних слов записки, то они до сих пор не поддаются переводчикам – да и толкованию англоязычных комментаторов тоже.

Пастернак, несмотря на свой достаточно вольный перевод в целом, здесь передал почти дословно: «Твой навсегда, драгоценнейшая, пока цела эта машина. Гамлет».

Кронеберг видит смысл так: «Твой навсегда, пока живет еще это тело. Гамлет».

К.Р. (Константин Романов) меняет тело на душу: «Твой навеки, самая дорогая моя, пока душа еще в этой оболочке. Гамлет».

У Радловой – таинственней всех: «Твой навсегда, дорогая госпожа, пока это сооружение принадлежит ему. Гамлет».

Что же это за непонятная machine? Английский словарь не помогает прояснить столь темное место, которое для обычного читателя не значит ничего, кроме свидетельства безумия принца. Однако словарь Шекспира – не только английский словарь. Это знают и сами англичане, бьющиеся уже пятое столетие над толкованием шекспировского лексикона, составляющие глоссарии, в которых пытаются угадать значение того или иного слова Шекспира. То, как это им удается, мы еще будем иметь возможность увидеть, а сейчас вернемся к машине.

Мы не так наивны, чтобы поверить в слова весельчака Бена Джонсона о том, что «Шекспир плохо знал латынь, еще хуже – греческий» (а эта шутка, между прочим, есть один из самых веских козырей в пользу авторства страдфордского ростовщика Шакспера – мол, сам старина Бен свидетельствовал о его полуграмотности). Шекспир (кто бы он ни был) хорошо знал и латынь и греческий, и часто строил свои неологизмы, опираясь на эти языки. Так вот эти два языка в случае, который мы разбираем, оказались посодержательней английского. Латинское (заимствованное из греческого) слово machinа означает не только привычные механизм, строение, но имеет и такой ряд значений: осадное орудие, орган, уловка, хитрость. И тогда мы можем передать загадочную фразу (включая игру слов) так: «Твой … до тех пор, пока это орудие, орган/уловка, хитрость с ним. Гамлет». Здесь мы видим откровенный намек, как на сексуальные отношения, так и на то, что отношения Гамлета (или того, кто пишет записку) построены на хитрости с его стороны, и пока эта хитрость при нем, все останется по-прежнему.

Впрочем, желающие оставить все как есть, могут считать, что этим письмом он хочет заставить своих врагов поверить в его невменяемость. Однако такое решение было бы слишком простым и скучным. Тем, кто выбрал этот вариант, уже не стоит читать дальше. А все еще только начинается. Нужно учесть и то, что прозаическая записка встроена в поэтическую часть таким образом, что вполне может оказаться «поддельной» прозой, написанной все тем же стихотворцем Горацио, и отражающей его версию событий.

 

III. ТОРГОВЕЦ РЫБОЙ И ЕГО ДОЧЬ

 

По-настоящему проза разворачивается лишь во 2-й сцене II акта – в разговоре «сумасшедшего» Гамлета с Полонием. Эта сцена, если прочесть ее внимательно, оказывается настоящим прологом к «скрытой», прозаической пьесе. В ней в свернутом виде содержиться указание на то, что составляет тайну шекспировского послания. Но мы только в самом начале чтения и не сможем понять смысла этого пролога полностью. Просто отнесемся к нашему чтению ответственно и постараемся ничего не пропустить, несмотря на неясности.

Вообще, сумасшествие в этой пьесе – как Гамлета, так впоследствии и Офелии – очень удобная форма правды. Немедленный пример – на вопрос Полония, узнает ли принц его, Гамлет отвечает: «Excellent well, you are a Fishmonger» (Еще бы, вы – торговец рыбой). Казалось бы, при чем здесь торговля рыбой?

Ниаз Чолокава в статье «Шекспир, Гамлет, Офелия и старые притчи» пишет: «Слово fishmonger, особенно в елизаветинские времена, означало «сутенер». Это можно найти в любом издании, где хоть как-то комментируется это слово. Например, в York Notes on Shakespeare читаем:

fishmonger: ... The term 'fishmonger' was sometimes applied to a man who benefited from the earnings of prostitutes... (термин «fishmonger» иногда применялся к человеку, который получал прибыль от дохода с проституции – И. Ф.)

В другом комментарии:

«Fishmonger» is Elizabethan cant for «fleshmonger» — a pimp, procurer, or bawd. («Fishmonger» на елизаветинском жаргоне – торговец мясом – сводник, поставщик, или содержатель публичного дома – И. Ф.)».

А вот свидетельство Бориса Борухова («Уильям Шекспир устами Гамлета: Офелия – проститутка»), который ссылается на фундаментальный словарь английского слэнга Джонатона Грина (Jonathon Green. Cassell's Dictionary of Slang. London, 2000). Там, сообщает Б. Борухов, он обнаружил следующее:

Fishmonger — [17 century] a womanizer, a promiscuous man

«Бабник и развратник — это, конечно, не совсем то же самое, что «сутенер», – пишет автор заметки, но добавляет, что на той же странице указано: Fishmonger's daugther — [Late 16 centuryearly 17 century] a prostitute».

Итак, все вроде бы проясняется. Полоний одновременно и развратник (и он сознается в этом, говоря, что в молодости немало страдал от любви), и отец Офелии, которая таким образом оказывается Fishmonger's daughter, то есть проституткой. Гамлет не обвиняет Полония в торговле собственной дочерью – дочь, по мнению Гамлета, сама ступила на путь проституции – извлечения выгоды из торговли собственным телом.

(Мы так дотошно разбираемся с «торговцем рыбой» потому, что небольшой разнобой английских толкований показывает некую неуверенность толкователей, и складывается ощущение, что «сутенер» – уже постшекспировское, «угаданное» значение. Но с этим словом связана одна интересная литературная аллюзия, о которой мы скажем позже).

Вернемся к беседе Гамлета и Полония.

 

1218-20 Ham. For if the sunne breede maggots in a dead dogge, being a good kissing carrion. Haue you a daughter?

1221 Pol. I haue my Lord.

1222-3 Ham. Let her not walke i'th Sunne, conception is a blessing, but as your daughter may conceaue, friend looke to't.

 

В переводе Лозинского:

 

Гамлет: Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, божество, лобзающее падаль... Есть у вас дочь?

Полоний: Есть, принц.

Гамлет: Не давайте ей  гулять на солнце: всякий плод – благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь».

 

Мы привыкли к образу невинной Офелии, но даже у Лозинского Гамлет говорит Полонию, что Офелия беременна – или может забеременеть. Здесь Лозинский поступил слишком честно – он мог бы без угрызений переводческой совести передать «conception is a blessing, but as your daughter may conceaue» как «замысел есть благо, но не тот, который ваша дочь может постичь» – и эта невнятица вполне укладывается в концепцию помешательства. Полисемичность английского словаря позволяет выбирать разные значения одного слова. Однако, Лозинский близок к истине, которая подстрочно выглядит вот как: «зачатие (conception) – счастливый дар, но это не относится к беременности (conceaue), которая может быть у вашей дочери».

Фраза о червях и дохлом псе имеет и другой, отличный от вышеприведенного, перевод: «Если солнце порождает блажь/причуды/прихоти (maggots) в никчемном существе (a dead dogge – уст.), будучи неким благом (a good), ласкающим бренную плоть (carrion)...».)

Итак, невинность Офелии под вопросом. Кто же украл ее девственность, точнее – кто предполагаемый виновник предполагаемой беременности? Кажется, намек на это есть в пассажах Гамлета о солнце. Обратите внимание, что солнце встречается два раза – sunne и Sunne – и с большой буквы, как имя собственное, оно пишется там, где Гамлет предостерегает Полония от того, чтобы он пускал гулять свою дочь под этим Солнцем. Простейшая и самая прямая аналогия в данном контексте – королевская власть (Солнце было помещено на королевские штандарты первым Йорком). Таким образом, у нас есть если не факт, то гипотеза: некто, принадлежащий к королевской династии, соблазняет или уже соблазнил Офелию, и либо Полоний выступает как торговец собственной дочерью (хотя он даже aside (в сторону) искренне не понимает, о чем говорит Гамлет – или делает вид?), либо сама Офелия променяла свою девственность на какие-то материальные блага или поддалась на чьи-то посулы. Есть и второе предположение – если слушать из зрительного зала (нужно учитывать, что пьеса играется на сцене), то слова sunne (солнце) и sonne (сын) будут неотличимы в произношении, и тогда второй предполагаемый вариант достаточно скользок: Офелию соблазняет некий сын. Чей сын? – если Полония, то он же ее брат Лаэрт? Такие догадки могут далеко нас завести. Однако мы уже говорили о своем мелочном копании, и это пример такой болезненной внимательности.

 

IV. САТИРЫ, КОТОРЫЕ ПИСАЛ САТИР

 

Еще одно темное место в этом диалоге. У Гамлета в руках книга, Полоний интересуется, что читает принц:

 

1233 Pol. I meane the matter that you reade my Lord.

(Я имею в виду суть того, что вы читаете, мой лорд.)

1234-5 Ham. Slaunders sir; for the satericall rogue sayes heere, that old

(Злословия, сир; сатирический/насмешливый тип говорит здесь, что старые)

1235-6 men haue gray beards, that their faces are wrinckled, their eyes

(люди имеют седые бороды, что их лица морщинисты, их глаза)

1236-7 purging thick Amber, & plumtree gum, & that they haue a plen-

(источают густую смолу/янтарь, и сливовую камедь, и что они имеют сильный)

1237-8 tifull lacke of wit, together with most weake hams, all which sir

(недостаток ума, вместе с очень слабыми ляжками/бедрами/задом, всему этому, сир,)

1238-40 though I most powerfully and potentlie belieue, yet I hold it not

(хотя я весьма сильно и мощно верю, однако я считаю это

1240-1 honesty to haue it thus set downe, for your selfe sir shall growe old

(нечестным – давать такой нагоняй, да и сами вы, сир, постарели бы)

1241-2 as I am: if like a Crab you could goe backward.

(как я, если бы подобно крабу могли идти обратно/задом наперед/к худшему.)

1243-4 Pol. Though this be madnesse, yet there is method in't, will you

(Хотя это безумие, однако, в нем есть логика, не хотите ли)

1244-5 walke out of the ayre my Lord?

(покинуть этот воздух, мой лорд?)

1246 Ham. Into my graue.

(В/через мою могилу.)

 

Прежде всего, обращает на себя внимание фраза о движении вспять. Кажется, в ней-то, нарочито «безумной», кроется некий важный смысл. Есть всего лишь одно – и то неуверенное – предположение относительно слова backward. Примем во внимание, что ward означает опека, попечительство, тюрьма, – тогда безумная тирада оборачивается намеком Гамлета на то, что, будучи сейчас опекаемым сумасшедшим, он лишь вернулся назад во времени, к положению подопечного, в котором находился в детстве. Да и Полоний имеет какое-то отношение к былому опекунству. Но как быть с тем фактом, что по основному сюжету Гамлет потерял отца всего два месяца назад, а мать его жива и царствует?

Впрочем, пока это лишь предположение, основанное на не вполне законном переводе слова backward. Тем более что последнее значение backwardк худшему – уже указывает направление, в котором следует искать. Что-то случилось в прошлом, когда Полоний еще был молод как Гамлет, и это «что-то» у Гамлета вызывает неприятные воспоминания.

И все же вернее всего обратиться к ответу Гамлета на вопрос Полония: «Что вы читаете, принц?» Ссылка на некоего «сатирического типа» – стимул для поисков. Между прочим, в редакции 1603 г. Гамлет называет этого «типа» the Satyricall Satyre – Сатирический Сатир/Сатирик! Современные комментаторы не считают нужным искать «первоисточник» – для них это не так важно, поскольку они не ставят перед собой задачи выявить все скрытые аллюзии. Подозреваю, что для них это даже опасно – каждый маленький секрет пьесы, будучи раскрыт, начинает требовать раскрытия всей тайны и даже указывает дальнейшее направление поисков – а это тревожит тех, кто за столетия свыкся с удобной мыслью, что в художественном произведении не может быть никакой иной тайны, кроме художественной. Однако мы должны попытаться выполнить эту работу за профессиональных филологов – тем более что Шекспир оставил нам достаточно указаний не только на то, что Гамлет читает Сатиры, но и на конкретные строки, которые принц цитирует.

Итак, кто же из античных сатириков был самым известным во времена Шекспира? Попытаемся угадать. (Чтобы не делать вид, что угадал с первого раза, признаюсь, что попал только с третьего выстрела).

Децим Юний Ювенал, римский поэт-сатирик (ок. 60 г. – ок. 140 г. н. э.) – автор знаменитых «Сатир», из которых до нашего времени дошло 16. Он был популярен не только в Европе. Петру Первому так понравились слова из 10-й сатиры Ювенала – mens sana in corpore sano (здоровый дух в здоровом теле), – что он заказал себе «Сатиры» на голландском языке; Жуковский любил Ювенала, декабристы считали его одним из своих идейных вдохновителей, Пушкин начал переводить все ту же 10-ю сатиру…

Прочитав 9 сатир из 16-ти, и ничего не обнаружив, я был готов разувериться, но продолжал чтение, помня о том, что, по принципу Бендера, наши шансы растут. В отличие от великого комбинатора, мне повезло больше. Вот 10-я сатира, в которой Ювенал размышляет о проблеме выбора, о цене, которую платят за власть (Редко царей без убийства и ран низвергают к Плутону,/Смерть без насилья к нему отправляет немногих тиранов). Эта важная для Шекспира тема так бы и скользнула мимо моего внимания, если бы не следующий отрывок (начиная со 190-й строки), который, по примеру Гамлета, приведу в сокращении:

 

Но непрестанны и тяжки невзгоды при старости долгой.

Прежде всего безобразно и гадко лицо, не похоже

Даже само на себя; вместо кожи – какая-то шкура:

Щеки висят, посмотри, и лицо покрывают морщины

<…>

Все старики – как один: все тело дрожит, как и голос,

Лысая вся голова, по-младенчески каплет из носа,

<…>

Этот болеет плечом, тот – ляжкой, коленями – этот;

Тот потерял оба глаза и зависть питает к кривому;

<…>

…Но хуже ущерба

В членах любых – слабоумье, когда ни имен не припомнишь

Слуг, не узнаешь ни друга в лицо, с которым вчера лишь

Вечером ужинал вместе, ни собственных чад и питомцев.

Став слабоумным, старик в завещанье жестоком лишает

Всех их наследства; права на имущества передаются

Только Фиале – награда искусства приученных к ласке

Губ, что года продавались в каморке публичного дома.

(пер. Ф. Петровского)

 

Кажется, мы нашли источник, который цитирует Гамлет. Здесь вам и морщинистые лица, и слабые ляжки, и слабоумье стариков. Но зачем Шекспир отправляет нас к этим строкам? Может быть, разгадка в слабоумии, из-за которого старики могут лишить наследства своих близких?

Вспомним странное предложение, с которым Полоний внезапно обращается к Гамлету: «Не хотите ли покинуть этот воздух, мой лорд?». Аyre, конечно, воздух, но оно же – устаревшее heir (наследник). Интересен третий вариант – близкое по звучанию ayrie = aerie (уст.) = орлиное гнездо, выводок орлят, замок, крепость на скале – действительно, можно рассматривать королевский замок как наследство. Опять же, выражение «не хотите ли оставить этого наследника, принц» совершенно невозможно, однако учесть второй смысл слова все же стоит.

В переводе на русский ответ принца, видимо, звучит, как «мое наследство/замок получите только через мой труп».

Но, может быть, Шекспир хочет сообщить нам еще о чем-то важном? Продолжаем чтение 10-й сатиры. Дальше (с 240-й строки) говорится о том, что долгая старость чревата многими потерями, и умереть лучше вовремя. Ювенал приводит пример:

 

258 Без разрушения Трои Приам бы к теням Ассарака

Мог отойти при большом торжестве; его тело бы поднял

Гектор на плечи свои с сыновьями другими при плаче

Жен илионских, тогда начала бы заплачку Кассандра

И Поликсена за ней, раздирая одежды, рыдала,

Если скончался бы он во время другое, как строить

Не принимался еще Парис кораблей дерзновенных.

Что принесла ему долгая жизнь? Довелось ему видеть

Азии гибель, железом и пламенем ниспроверженной.

Дряхлый тиару сложил, за оружие взялся, как воин,

Пал пред Юпитера он алтарем, как бык престарелый,

Что подставляет хозяйским ножам свою жалкую шею,

Тощую, ставши ненужным для неблагодарного плуга.

Всякому смерть суждена, но по смерти Приама супруга

Дико залаяла, точно собака, его переживши.

 

Так как мы уже читали пьесу, то не можем не обратить внимания на этот отрывок, в котором повествуется о гибели последнего троянского царя Приама. Он напоминает нам о монологе Энея – вернее, предваряет этот монолог, – который по просьбе Гамлета будет читать актер в конце этого акта. Наверное, не зря Гамлет попросил актера вспомнить именно этот монолог – ведь он только что читал 10-ю сатиру Ювенала! Таким двойным обращением к троянской теме Шекспир указывает нам на ее важность, и теперь мы просто обязаны отнестись к Приаму и его жене Гекубе внимательнее, чем в первое чтение.

Отметим и то, как Ювенал заканчивает свою сатиру:

 

Нету богов у тебя, коль есть разум; мы сами, Фортуна,

Чтим тебя божеством, помещая в обители неба.

 

Здесь вам и атеизм, декларация превосходства разума над религией, здесь и Фортуна, с которой мы встретимся в самое ближайшее время…

А пока идем по тексту дальше.

 

Полония сменяют милые читательскому сердцу Розенкранц и Гильденстерн – друзья детства Гамлета, которых он впоследствии (в пьесе Горацио) пошлет на казнь. Вот самое начало встречи старых товарищей. (Обратите внимание на переводы двусмысленностей):

 

1269-70 Ham.  <...> how doost thou Guyldersterne? A Rosencraus, (Восклицание или неопределенный артикль перед фамилией? И. Ф.) good lads how doe you both?

(...как твои дела, Гильденстерн? Розенкраус, хороши/благородные ребята, как вы живете оба?)

1272 Ros. As the indifferent children of the earth.

(Как безразличные/неразличимые дети земли/страны)

1273-4 Guyl. Happy, in that we are not euer happy on Fortunes lap, We are not the very button.

(Счастливы, в том, что не сверхсчастливы в объятиях Фортуны/на коленях у Фортуны, Мы не большая шишка)

1275-8 Ham. Nor the soles of her shooe.

(Но и не подошвы ее башмаков)  <...>

Then you liue about her wast, or in the middle of her fauours.

(Тогда вы живете возле ее расточительства/бесплодности, или в середине ее милости.)

1279 Guyl. Faith her priuates we.

(В действительности мы ее собственность/секреты/наружные половые органы)

1280 Ham. In the secret parts of Fortune, oh most true, she is a strumpet...

(В тайных частях Фортуны, о это наиболее верно, она шлюха...)

 

Интересный разговор, полный непристойных намеков. Да и Фортуна, римская богиня, покровительница благопристойных матрон выглядит подозрительно приземленно – как реальная женщина, имеющая достаточно интимное отношение к нашей двоице.

Еще одна двусмысленная фраза Гамлета, обращенная к двум его друзьям:

 

1425-6 Ham. I am but mad North North west; when the wind is Sou-

(Я безумен при Норд-норд-весте; когда ветер с юга,)

1426 therly, I knowe a Hauke, from a hand saw.

(я отличаю ястреба от кукушки.)

 

Но I knowe a Hauke, from a hand saw также переводится как Я отличаю мошенника от автора изречения. О каком мошенничестве говорит Гамлет, пока не ясно, однако, мне кажется, Шекспир не для того дает нам намеки, чтобы оставить их без продолжения. Придет время, и мы рассмотрим этих сиамских близнецов под более сильным увеличением, а сейчас пойдем дальше.

 

После встречи с актерской труппой Гамлет снова ведет туманный разговор с Полонием:

 

1451-2 Ham. O Ieptha Iudge of Israell, what a treasure had'st thou?

(О Иеффай, судия израильский, какое у тебя было сокровище?)

 

И следом Гамлет поясняет, что сокровище Иеффая – его единственная дочь. Откроем Книгу Судей и узнаем, что Иеффай обещал Господу за победу над Аммонитянами принести в жертву первого, кто выйдет навстречу ему из ворот дома. Навстречу вышла его единственная дочь. Он отпустил ее на два месяца в горы с подругами «оплакать девство ее» а потом сдержал слово, данное Господу. Мы помним, что в поэтической пьесе со времени смерти старого Гамлета прошло именно два месяца – значит, время на «оплакивание девства» у Офелии уже вышло.

Итак, Гамлет обвиняет Полония в том, что тот принес (или собирается принести) честь своей дочери в жертву – не Богу, конечно, но, как мы заподозрили выше, неизвестному пока лицу королевской крови. Соблазн обвинить в растлении Офелии короля Клавдия велик, но мы должны быть осторожны, и не разбрасываться обвинениями до тех пор, пока наше следствие не подойдет к своему завершению.

А пока мы имеем следующие предварительно-промежуточные итоги. Выясняется, что образ невинной Офелии далеко не так однозначен. Гамлет знает, что она, возможно, беременна, и к этому причастно лицо королевской крови (но не сам Гамлет). Появляется подозрение, что Гамлет в детстве находился под опекой Полония, а это означает, что он рано потерял своих настоящих родителей. Ссылка на 10-ю сатиру Ювенала задает нам канву прозаической пьесы – возникает вопрос о наследстве, которого может лишиться принц, в дополнение, читатель получает неявное сообщение о теме гибели Трои. Эта тема будет раскрыта уже в монологе актера.

 

V. КОГО УБИЛ ПИРР?

 

Следующий эпизод чрезвычайно важен, и, при этом поначалу не требует исследования английского оригинала. Если хотите получить в первом приближении новые сведения, просто возьмите в руки перевод Лозинского и перечитайте монолог Энея об убийстве Приама Пирром. Этот монолог по просьбе Гамлета декламирует актер, демонстрируя свое искусство в присутствии Полония. Помня о том, что ничего случайного в пьесе быть не должно (таков наш сильный принцип), со всем вниманием отнесемся к упомянутым участникам Троянской войны. Тем более что автор уже настроил нас на внимательное чтение этого монолога, указав на ювеналову сатиру, где говорится о гибели Приама. Книга Ювенала в руках Гамлета – это своего рода вводная – читая 10-ю сатиру, принц вспоминает другое произведение на ту же тему.

Монолог Энея Гамлет мог слышать, скорее всего, в пьесе Кристофера Марло «Dido, Queen of Carthage» (Дидона, царица Карфагена, 1587-88), где в первой сцене второго акта Эней рассказывает о падении Трои, свидетелем которого он стал. С 223-й строки Эней переходит непосредственно к тем событиям, которые интересуют и Гамлета:

 

So I escapt the furious Pirrhus wrath:

(Так я ускользнул от гнева разъяренного Пирра:)

Who then ran to the pallace of the King,

(Который потом помчался во дворец короля,)

And at Joves Altar finding Priamus,

(И у алтаря Зевса нашел Приама,)

About whose withered necke hung Hecuba

(Возле которого склонила голову Гекуба).

А через тридцать строк Пирр уже покончил с Приамом:

...From the navell to the throat at once, He ript old Priam

(...От пупа до горла он вспорол старого Приама).

 

Что же нам известно о персонажах позаимствованного у Марло и слегка переделанного монолога? Ювенал уже многое нам рассказал. Напомним: Приам – отец Гектора, последний царь Трои, в ночь ее взятия по совету жены Гекубы пытался спастись у домашнего алтаря Зевса, но был здесь убит Неоптолемом, сыном Ахилла. Неоптолем также известен как Пирр (мужской вариант женского имени Пирра – рыжеволосая, под которым скрывался на Скиросе переодетый девушкой Ахилл).

На словах о преступнице Фортуне монолог актера вдруг прерывает Полоний: «Это слишком длинно». Гамлет требует продолжать, и перейти к жене Приама Гекубе. И актер произносит, наверное, самые главные строки в шекспировской пьесе. Здесьто, ради чего и был написан «Гамлет»:

 

1545-6 Play. Runne barefoote vp and downe, threatning the flames

1547 With Bison rehume, a clout vppon that head

1548 Where late the Diadem stood, and for a robe,

1549 About her lanck and all ore-teamed loynes,

1550 A blancket in the alarme of feare caught vp...

 

В этих строках Лозинский увидел всего лишь мифическую Гекубу:

 

...бегущую босой в слепых слезах,

Грозящих пламени; лоскут накинут

На венценосное чело, одеждой

Вкруг родами иссушенного лона –

Захваченная в страхе простыня...

 

Осторожно, не увлекаясь домыслами, переведем рассказ Энея с поэтического языка на обычный. Получается следующее: некий правитель одной страны был убит в своем собственном доме, дворце, и убийство было злодейским, поскольку свершилось в священном месте (церкви?). Его жена спасается бегством – она застигнута врасплох, и, видимо, поднята с постели, поскольку из одежды на ней одна простыня.

Давайте уточним одну деталь. В современной английской редакции «Гамлета», с которой, видимо и делал перевод Лозинский, интимная подробность выглядит так: простыня обернута вокруг her lank and all o'erteemed loins (ее худых, в избытке рожавших чресел). Извините за корявость подстрочника, но я стремлюсь быть как можно ближе к ходу мысли переводчика. Хотя и непонятно, почему он переделал чресла в лоно, зато иссушенность этого лона вполне оправдана – ведь мифы приписывают троянской Гекубе около двух десятков детей. Слово o'erteemed – это устаревшая форма overteemed, где over в данном случае чрезмерность, избыток, а teemed – глагольная форма от роды у животных (в духе здоровой средневековой грубости что-то вроде в избытке щенившиеся чресла).

Получается, Лозинский не погрешил против истины? Да, он перевел верно, однако мы все же имеем основание для осторожного предположения. (Осторожного – потому, что оно, это предположение, находится в области все тех же «незаконных» догадок, и я это понимаю, но продолжаю настаивать на таком чрезмерно дотошном подходе. Совершенно необязательно использовать в качестве «строительных лесов» только «трезвые» предположения, – все ненужное в итоге должно отпасть само собой. Чтобы открывать новое, нужно иметь право на ошибку).

Разбираемая нами фраза в оригинале 1604 года имеет небольшое отличие: «About her lanck and all ore-teamed loynes». Teamed и teеmed почти равнозначны – team означает выводок (bairn-team по-шотландски выводок детей). Оre же часто встречается в тексте в современном значении over (в более поздних редакциях пишется как o'er) – и кажется, от некоторой перемены букв ничего не изменилось. Но на всякий случай проверим один вариант – тем более что в сомнение нас вводит слово all, по сути дублирующее здесь over. В предлагаемом контексте all ore-teamed loynes = закончившие рожать чресла (в двух смыслах – либо роды только что закончились, либо Гекуба давно вышла из репродуктивного возраста). Первое возражение – то, что all стоит отдельно от составного слова ore-teamed – опровергается законным все полностью родивших чресел. Но мистика текста вдруг выводит нас из лингвистических дебрей, предлагая неожиданный вариант.

Дело в том, что ore также означает руда, и слово это образовано от староанглийского (до XII века) Ar, которому в новоанглийском соответствует brass (медь). Теперь можно (пусть и с большими колебаниями) предположить, что простыня была обмотана вокруг чресел – lanck and all brass-teamedхудых и полностью родивших brass-выводок. Если такой вывод кажется вам смешным, примите его как вариант словесной игры, и как повод для того, чтобы перейти к следующему пункту исследования.

Теперь нас, уже увязших в ассоциативной паутине «Гамлета», должна заинтересовать этимология имени Fortinbrasse (рано или поздно оно все равно потребует своего перевода – так сделаем это сейчас). Итак, Fortinbrasse, Fortenbrasse – оба варианта присутствуют в первых редакциях. Первое, что приходит на ум: Forte = укрепление. Смотрим дальше: Forties – морские просторы между побережьями Шотландии и Норвегии (глубины больше 40 морских саженей); fortiethcороковой по счету. Fortis (лат.) – твердый, храбрый, in brasseв/на меди, деньгах, наглости.

Отметив для памяти все варианты, будем, однако, исходить из контекста энеевского монолога о гибели законного царя Трои. С этой точки зрения деление слова дает Fort in brasse (закрепленный на меди/медной доске) – и если учесть, что в античном мире на медных табличках записывалось имеющее силу закона, то фамилия норвежского принца говорит нам о его законных правах на престол, которого лишил его отца старый Гамлет.

Выбранный нами вариант самый естественный и является наиболее полной характеристикой королевской фамилии. Стоит добавить: гравюры или надписи, вырезанные на меди, в английском языке времен Шекспира обозначались как drawne in brasse, writ in brasse (из обращения Бена Джонсона «К читателю» в самом начале шекспировского Фолио 1623 года).

Итак, Фортинбрасс – законный правитель, а его сын – законный наследник престола. Но из стихотворной пьесы мы помним – именно со слов Горацио! – что король Гамлет был вызван на поединок королем Фортинбрассом:

 

…и наш храбрый Гамлет –

Таким он слыл во всем известном мире –

Убил его; а тот по договору,

Скрепленному по чести и законам,

Лишался вместе с жизнью всех земель,

Ему подвластных, в пользу короля;

Взамен чего покойный наш король

Ручался равной долей…

(пер. М. Лозинского)

 

Горацио рассказывает нам, что все было «по-честному». Однако смущают два момента. Первое: принц Фортинбрасс, несмотря на то, что переход отцовских земель к Гамлету случился якобы по договору, строит планы реванша – по словам Горацио, «незрелою кипя отвагой», то есть по глупости, по молодости. И второе: Призрак короля Гамлета открывает своему сыну, принцу Гамлету, что «приговорен скитаться по ночам, а днем томиться посреди огня, пока грехи его земной природы не выжгутся дотла». Интересно, за что же душа короля-победителя обречена на адские муки? Оказывается (по версии Горацио) за то, что король был убит собственным братом во сне, «в цвету грехов», за то, что застигнутый смертью врасплох, не причащен был и не помазан! Неужели честный воин, погибший от предательской руки, попадает в ад за то, что не успел причаститься?

Теперь видно, что и стихотворная часть пьесы не так проста, как мы предположили – в ней есть намеки на правду, вот только кто их делает – Горацио или это сам Шекспир подает нам знаки из-за плеча нашего рассказчика? Тем не менее, мы не принимаем объяснение Горацио – иначе получается, что все умершие во сне, или просто не успевшие по тем или иным причинам снять свои грехи перед Господом – все они должны быть низринуты в ад. Видимо, у короля-победителя был за душою грех непростительный. Например, подлое убийство в священном месте, возле алтаря, где защищает и делает неприкосновенным сам Бог.

 

VI. БЛИЗНЕЦЫ ОТ ГЕКУБЫ

 

Вы уже поняли к чему – а вернее, к кому я клоню. Впрочем, я не настаиваю. Как не настаиваю и на том, что царица только что родила – оттого-то из одежд на ней лишь простыня – и родила она царю или королю Приаму-Фортинбрассу (которого убили тут же на ее глазах) не одного ребенка, но, действительно, выводок! Вам кажется, что это слишком вместительное слово, чтобы быть полезным? Не будем торопиться – посмотрим, нет ли где поблизости уточнения.

И оно нашлось. Оказывается, количество новорожденных, и время рождения в монологе указано предельно точно. Чтобы убедиться в этом, вернемся к «бегущей босой, в слепых слезах, грозящих пламени» Гекубе:

«Runne barefoote vp and downe, threatning the flames With Bison rehume...».

Дословно так: «бежит босая, спотыкаясь, пугающая/угрожающая огням(и)/огненно-красными пятнами от Bison rehume...»

Откуда Лозинский взял, что Bison rehumeслепые слезы? Конечно же, придумал не сам, а почерпнул в английских «толковниках». Но в современных – тех, которые составлены из угаданных значений непонятных шекспировских слов. Между прочим, английский язык после 1500 года считается современным, а вовсе не «старым» («старое» время – 449-1100 гг.). Тем не менее, для понимания Шекспира англичанам самим требуется перевод – с темного на ясный. Слова Bison (1604 г.) в глоссарии нет (зато во всех словарях оно есть – бизон, зубр!), но есть оно же из Фолио 1623 г. – Bisson – и толкуется как видоизмененное англо-саксонское bisen (совр. blind) – слепой. Кроме как в «Гамлете» Шекспир использует слово еще лишь один раз – в «Кориолане» в сочетании bisson conspectuitiesслепой вид/взор. (Слову blind в староанглийском соответствует ablendan).

Итак, считается, что bisson – это просто вышедшее из употребления, устаревшее blind. Однако в комментариях к пьесе Томаса Миддлтона «The Phoenix» (время написания – 1603-4 г., зарегистрирована в 1607 г.) слово blind толкуется как windowless – в смысле слепой дом = дом без окон. Это говорит о том, что Шекспиру не было нужды подменять нормальное, понятное всем blind странным bison или bisson. Но нам не дано знать нужды гения…

Впрочем, гений достаточно определенно указал нам, что это не такое уж простое слово – он привлек к нему наше внимание тем, что дал его курсивом и с большой буквы – как все имена собственные в тексте! Конечно же, это не опечатка. Что же получается? Неужели здесь плачет не царица Гекуба, а некий новый герой по кличке Слепой?

Но странности на первом слове не кончаются. Второе – rehume – в современном словаре rheum: (устар.) выделения слизистых оболочек, насморк – а также (с уточнением – поэт.) слезы. Может быть, я смотрел невнимательно, но больше у Шекспира я таких «слез» не встретил. Видимо, данное толкование уже постшекспировское – если я ошибаюсь, пусть меня поправят.

Как бы то ни было, не вписываются в исследуемую фразу эти слепые слезы. Я бы еще понял, если Гекуба бежала, спотыкаясь, вследствие того, что ослепла от слез, слезы застили ей глаза и т.п. Но «пугать пламя слепыми слезами» – это wild phrase – дикая фраза, и, думаю, на такой перевод Шекспир обиделся бы. Наверное, переводчик думал, что создал хорошую гиперболу – слез так много, что ими можно тушить пожары (кстати, flames – множественное число). И самое обидное, что при выбранном подходе никак иначе эта фраза не выстраивается!

Да, в нашем случае with Bison rehume можно передать творительным падежом: пугая чем? – слепыми слезами. Но можно рассмотреть и другой вариант, – для этого уточним словосочетание – threatning the flames. Попробуем выбрать предвещая (threat = устар. threaten) пожары. Можно ли предвещать пожары слезами? Наверное, нет. А кровью, кровавыми пятнами (те же flames) на простыне – да. И пятна эти могут возникнуть не от слез, а от Rehume в значении выделения гуморальной влаги организма – крови, лимфы, слизи. И тогда Bison-Bisson Rehume уже бессмысленно переводить как слепой – что это еще за слепые выделения? Или того хуже – бизоньи выделения!

 

А вот теперь, после всех нудных рассуждений, прочтите этого «слепого бизона» как Bi-son или Bis-son

Все становится понятным – это странное слово всего лишь навсего означает два сына (точнее – удвоенный, повторенный – bis! – сын). Тогда мы можем расшифровать ребус следующим образом: царица бежала, и простыня, которой она прикрывалась, была в крови после родов двух мальчиков-близнецов.

Это безобразие! – воскликнет литературовед-переводчик. – Какое вы имеете право так вольно обращаться с оригинальным текстом?!

Такого права я не имею. И с тем, что грамматика нарушается, я тоже согласен. Но именно этой ясности и пытался избежать автор, сохранив при этом нужную информацию. Тем более что в этих незаконных (в прямом и переносном смыслах) близнецах, как оказалось, скрыт очень опасный политический смысл. Должен сознаться, что я и сам принял близнецов с большим недоверием, и даже пытался представить эту шекспировскую строку, как свидетельство о втором сыне царицы, младшем брате принца Фортинбрасса, но дальнейшее расследование принесло неожиданный для меня, не-историка, факт. Оказалось, что правая – историческая – часть уравнения дает близнецам все права на существование.

А откуда вообще возникла мысль о родах? – спросите вы. Не забывайте – это наше второе чтение, и мы помним информацию могильщика о том, что принц Гамлет родился именно в день убийства короля Фортинбрасса (Приама).

Чтобы закрыть этот спорный вопрос, добавлю: не нужно забывать, что мы с вами ведем всего лишь историко-литературную игру. И нам пора ее продолжать – гроссмейстер Шекспир уже сделал очередной ход…

 

В этом важном монологе нам снова попадается Fortunе. Автор монолога хулит ее:

 

1533 Out, out, thou strumpet Fortune, all you gods,

(Прочь, прочь, проститутка Фортуна, все вы боги)

1534 In generall sinod take away her power,

общем собрании отберите ее мощь,)

1535 Breake all the spokes ... from her wheele,

(Сломайте все спицы ... в ее колесе,)

1536 And boule the round naue downe the hill of heauen

(И швырните обод и ступицу с холма небес)

1537 As lowe as to the fiends.

(Как требует закон относительно злодеев)

И еще:

1551 Who this had seene, with tongue in venom steept,

(Кто это видел, тот пропитанным ядом языком)

1552 Gainst fortunes state would treason haue pronounst

(Против власти Фортуны провозгласит государственную измену).

 

Фортуна первоначально была богиней плодородия, материнства, о чем свидетельствует этимология этого имени – от латинского глагола ferreносить, быть беременной. Она – защитница женщин, бывших один раз замужем (благопристойных). Но эти ее благородные функции как-то не вяжутся с тем, что говорит о ней автор монолога. Здесь Фортуна предстает как враг Приама и Гекубы, она обладает некими властными полномочиями, но ее нужно низринуть с этих высот, как злодейку, совершившую преступление.

Уместно, наконец, сделать попытку идентификации назойливой Фортуны с одним из действующих лиц трагедии. Для этого вспомним первое появление на сцене главных героев, которое Шекспир (от имени Горацио) выстроил в следующем порядке:

Enter Claudius, King of Denmarke, Gertradt he Queene, Counsaile: as Polonius, and his Sonne Laertes, Hamlet (входят Клавдий, король Дании, Гертрад королева, придворные: такие как Полоний и его сын Лаэрт, Гамлет).

Сразу бросается в глаза, что после королевской четы явно не по ранжиру идут Полоний с Лаэртом, и только потом, через запятую, Гамлет – и без указания того, что он наследный принц! Второй нюанс этой содержательной ремарки: смотрите, как объявлена королева – Gertradt he Queene переводится (причем без вариантов!) как Гертрадт-он-Королева, то есть королева мужского пола! В английском языке пол задается добавлением местоимений 3-го лица he (он) и she (она) – например, волчица – she-wolf (она-волк). Имя той королевы-мужчины по-латыни раскладывается на Geroнести, быть беременной, порождать, и tradoпоручать, передавать в другие руки, или trudo (в посмертной редакции 1623 г.) – вытеснять, выгонять. Мы видим, что злая Фортуна и добрая Гертрадт имеют один общий корень Ferre = Gero = носить, быть беременной. Гертрадт, судя по содержанию имени, еще и передает своих детей в чужие руки – как вам это нравится?

Если уравнивание богини Фортуны и королевы Гертрад кажется неубедительным, то приведем дополнительное свидетельство из версии Горацио. Свидетельствует Розенкранц (II,3, пер. Лозинского):

 

…Кончина государя

Не одинока, но влечет в пучину

Все, что вблизи: то как бы колесо,

Поставленное на вершине горной,

К чьим мощным спицам тысячи предметов

Прикреплены; когда оно падет,

Малейший из придатков будет схвачен

Грозой крушенья.

 

Чуть выше мы уже читали о Колесе Фортуны, которое в монологе Энея автор этого монолога требует низринуть с холма небес. В пьесе этот символ судьбы и цикличности удачи прямо связан с королевской властью, которая может вознести, а может низринуть. Если же падет само, то и все, им возвышенные, рискуют потерять свое положение. Таким образом, Фортуна как Гертрад определяется в монологе Энея без особых трудностей.

Вернемся к оппонентке Фортуны Гекубе. В монологе ей дается характеристика The mobled Queene, что по Лозинскому означает «жалкая царица». (В современной редакции стоит nobled – благородная) Вообще-то moble переводится как закутанный, обернутый – и далее это подтверждается словами о простыне. Но есть еще слово mobile, означающее простонародье – и поначалу кажется, в данном контексте оно неприменимо. Однако посмотрим на строку, которая у Лозинского выглядит как «лоскут накинут На венценосное чело». Вот оригинал:

 

a clout vppon that head Where late the Diadem stood

(лоскут поверх той головы, на которой недавно была корона).

 

Если здесь и говорится о венценосности, то в прошедшем времени. Вот и получается, что The mobled Queene можно воспринимать как игру слов – закутанная/развенчанная королева. Ну и, конечно, mobilis (лат.) – подвижная, бегущая или чувствительная, капризная, королева.

И эта игра слов нравится Полонию. «Это хорошо» – комментирует он. Самое время вспомнить о его поведении во время монолога и задуматься – отчего Гамлет заставил актера читать при Полонии. Помните, как Полоний во время рассказа о Гекубе не выдерживает и прерывает актера примечательной фразой:

 

1560-1 Looke where he has not turnd his cullour, and has teares in's ]eyes, prethee no more.

(Смотри, его цвет к нему не возвращается /по-русски – он изменился в лице – И. Ф./, и слезы на глазах, прошу тебя, не надо продолжать.)

 

В отличие от поздних редакций, Полоний у Шекспира просит актера через запятую, то есть он обращается именно к актеру с предложением посмотреть на того, кто плачет, и прекратить монолог. Да и не будет Полоний заботиться о нервной системе профессионального лицедея. Думаю, теперь понятно, кому тут же отвечает Гамлет: «Хорошо, ты мне доскажешь остальное потом». Конечно не актеру, чей монолог он знает наизусть. На что вся эта ситуация указывает? На то, что Полоний либо знает об этих событиях, либо сам принимал в них участие.

В завершение эпизода Гамлет рекомендует Полонию хорошо принять актеров, «потому что они – обзор и краткие летописи века». В свете последних событий, как мы уже видим, это не просто слова.

Итог очередного отрывка. Оказывается, легенда Горацио о честной битве старого Гамлета со старым Фортинбрассом – всего лишь дезинформация. На самом деле Фортинбрасс убит подло, а самое главное то, что в момент налета на дворец Норвежца королева Гекуба-Фортинбрасс родила двоих мальчиков-близнецов – и принц Гамлет не может равнодушно слушать о разорении гнезда Фортинбрассов – на его глаза наворачиваются слезы. Он явно имеет самое прямое отношение к этим событиям, случившимся, между прочим (как мы помним из сцены на кладбище) в день его рождения. Так чей же сын Гамлет? Вряд ли королевы Гертрад, – она сама выступает в монологе актера под маской Фортуны, ответственной за гибель Приама-Фортинбрасса. На основании монолога Энея мы предполагаем, что Гамлет – один из близнецов, рожденных Гекубой-Фортинбрасс в тот самый день, когда Пирр-король Гамлет подло убил Приама-короля Фортинбрасса.

 

VII. ЧТО ЗНАЕТ О ГАМЛЕТЕ ДРУГ ГОРАЦИО

И ОТКУДА БЛЮДО У ВЕРБЛЮДА?

 

Третий акт, сцена первая. Самый известный монолог Гамлета – «Быть или не быть...» прерывается приходом Офелии. Несколько начальных фраз их диалога вполне дружелюбны – во всяком случае, вежливы. Но ямб обрывается прозой так, будто сюда вклинивается совсем другой разговор, в котором Гамлет довольно грубо реагирует на неизвестные нам предыдущие слова Офелии:

 

1758 Ham. Ha, ha, are you honest.

(Ха-ха, вы честны/ добродетельны/ целомудренны.)

 

Далее идет разговор о несовместимости красоты и добродетели, Гамлет говорит Офелии, что когда-то любил ее, затем опровергает это признание и тут же советует ей to a Nunry goe (уйти в монастырь), чтобы не плодить грешников. Nunry означает также эвфемизм девичья обитель в значении публичный дом. Гамлет прямо обвиняет Офелию: «...make your wantonnes ignorance...» (представляете ваше распутство неведением), и прямо угрожает, что в случае ее замужества она not escape calumny (не избежит обвинений).

Во второй сцене Гамлет перед спектаклем «Мышеловка» дает указания актерам, и они уходят готовиться. А мы в это время обратим внимание на нижеследующий поэтический кусок. Гамлет зовет Горацио и сразу огорошивает его признанием:

 

1904-5 Horatio, thou art een as iust a man

As ere my conuersation copt withal

(Горацио, ты лучший из людей,

С которыми случалось мне сходиться).

 

Высказывание отнюдь не так прозрачно, как его представил Лозинский, хотя первый смысл передан достаточно точно.

Второй допустимый вариант разберем пословно. «Горацио, ты есть соглядатай/наблюдатель (een означает по-шотландски «глаза», но в современных редакциях превращено в e'en = evenкак раз, именно, – тем самым дублируя следующее iust) именно тот из людей (iust a man), который в самом начале (ere) с моими неофициальными переговорами (my conuersation) справился/боролся(copt=copеd)».

Итак, выходит, что Горацио – великолепный соглядатай, знающий что-то о неких закулисных переговорах Гамлета – и не только знающий, но и совладавший с ними. Слово conuersation означает еще и (уст.) прелюбодеяние, половую связь.

Важно и то, что весь этот почти монолог принца – сплошное восхваление поэтическим Гамлетом (пером Горацио-автора!) поэтического Горацио-героя! Ей-богу, это как-то неэтично и вселяет подозрения, что Горацио-автор хочет представить Горацио-героя (да еще и устами Гамлета) в самом выгодном свете. Все это (и дальнейшее) заставляет нас внимательнее отнестись к стихотворной линии – как мы уже заподозрили ранее, там не все так просто, и ее автор Горацио вовсе не беспристрастный наблюдатель, каким кажется – у него есть свои интересы в том деле, которое мы расследуем.

И действительно, далее «поэтический» Гамлет всячески расхваливает Горацио, упомянув, что он – «A man that Fortunes buffets and rewards Hast tane with equall thanks» (человек, который удары и награды Фортуны приемлет с одинаковой благодарностью), но, при этом он вовсе не «a pype for Fortunes finger» (дудка в пальцах у Фортуны). Опять эта Фортуна (Гертрад?), к которой имеет отношение и Горацио, но, судя по стихам, он не раб ее, – в этом, во всяком случае, читателя хочет уверить Горацио-автор. Создается ощущение, что Горацио, рассказывающий Фортинбрассу о том, как все произошло, выставляет себя самым близким и верным другом принца Гамлета (как и привык думать читатель). Об этом говорит и следующее «признание» Гамлета:

 

1922 ...giue me that man

(...дайте мне такого человека,)

1923 That is not passions slaue, and I will weare him

(который не раб страстей, и я буду носить его)

1924 In my harts core, I in my hart of hart

(в сердцевине моего сердца, да, в сердце моего сердца,)

1925 As I doe thee

(как тебя).

 

В конце положительной (почти объяснение в любви) характеристики, Гамлет просит Горацио следить во время спектакля за реакцией Клавдия.

 

Входят король, королева и остальные зрители. Снова проза. Король спрашивает Гамлета о его жизни, Гамлет (по Лозинскому) отвечает: «Отлично, ей-же-ей; живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями...». Темнота этих слов заставляет нас обратиться к оригиналу:

 

1949 Excellent yfaith, Of the Camelions dish, I eate the ayre, Promiscram'd...

(Превосходно, даю слово, – из верблюжьего блюда я ем воздух/наследство, сыт обещаниями по горло).

 

Кажется, почти тот же бред, только хамелеон (chameleon) поменялся на верблюда (camel) – либо слово Camelion включает в себя и того и другого – или горбатый хамелеон или изменчивый как хамелеон верблюд. Опечаткой здесь не пахнет – слово одинаково подано как в 1604, так и в 1623 году. Если еще учесть, что dish кроме блюда переводится еще и как надувать/одурачивать/путать карты, то, оказывается, Гамлет предлагает читателю игру слов, из которой можно понять – некто, пока нам неизвестный, (предположим, его партийная кличка «верблюд»), кормит Гамлета обещаниями некоего наследства (помните ayre = heir – наследник = aerie – замок) – а наследство у принца, сами понимаете, какое.

В ответ на слова о верблюжьем блюде король недоуменно замечает: «Я ничего не понял в твоем ответе, Гамлет. Это не мои слова».

Гамлет: 1953 «No, nor mine now my Lord. You playd once i'th Vniuersitie you say»

(И не мои уже, мой Лорд. Вы говорили, что когда-то играли в университете) – в отличие от версии Лозинского Гамлет обращается с этим вопросом не к Полонию, а к королю.

Полоний отвечает: «Это я играл, мой принц, и считался хорошим актером». По просьбе Гамлета он уточняет:

«I did enact Iulius Caesar, I was kild i'th Capitall, Brutus kild mee»

(Я изображал Юлия Цезаря, я был убит в Капитолии, Брут убил меня).

Уточним и мы – сразу бросается в глаза это местоимение первого лица, переводящее убийство с Цезаря на Полония. И еще – римский Капитолий пишется через о, – как по-латыни (Capitolium), так и по-английски (Capitol). Capital(l) же может означать либо столицу, либо тяжкое преступление, караемое смертной казнью, и тогда предлог in в новом контексте выступает как указание на причину свершенного действия – «Я был убит из-за тяжкого преступления, караемого смертной казнью». Что касается Брута, то он, как известно, был приемным сыном Цезаря.

И комментарий Гамлета:

«It was a brute part of him to kill so capitall a calfe there»

(Это было жестоко с его стороны – убить столь преступного простофилю в том месте). Лозинский же предпочел кальку с capitall a calfeкапитальное теля.

(В 1603 и в 1623 году эта игра слов явно обозначена – Цезаря-Полония убивают i'th'CapitolКапитолии), а Гамлет «уточняет»: to kill so Capitall a Calfe (убить столь преступного простофилю),

Как видите, Полоний в одном предложении рассказывает нам свое прошлое и будущее, тем самым, добавив в нашу копилку еще один факт. Изображать Цезаря не только на подмостках университетского театра, но и на сцене настоящего королевского двора – это не столь тяжкое преступление, тем не менее, приемный сын (Брут), видимо, имел свои причины для наказания первого министра.

 

VIII. СЛУЖАНКА ОФЕЛИЯ И ПЛЕМЯННИК-МСТИТЕЛЬ

 

Но пора перейти к спектаклю – зрители уже готовы. Один Гамлет не может успокоиться, все ищет места. Гертрад зовет его к себе, но он отвечает:

 

1964 Ham. No good mother, heere's mettle more attractiue.

(Нет, дорогая матушка, здесь есть металл более притягательный).

 

Лозинский почему-то перевел mettle как металл, тогда как истинное значение этого слова – характер, темперамент, пыл. Тогда получается, что темперамент Офелии для Гамлета более притягателен, чем темперамент его матери Гертрад. Это говорит очень аккуратный автор Шекспир. И, как мы уже догадываемся, он имеет в виду именно сексуальный темперамент. Но при чем здесь тогда темперамент матери?

Гамлет пристраивается возле Офелии. Спрашивает:

 

1966 Ham. Lady shall I lie in your lap?

(Леди, могу ли я лечь на ваши колени?)

Офелия отвечает отказом. В 1623 г. далее вставлены две строки:

Ham. I meane, my Head vpon your Lap?

(Я имею в виду – мою голову на ваши колени?)

Ophe. I my Lord.

(Да, мой Принц.)

Здесь Гамлет издевательски замечает:

1970 Ham. Do you thinke I meant Country matters?

 

Спорная строка. Лозинский переводит: «Вы думаете, у меня были грубые мысли?» Считается, что слово Country здесь дано в значении деревенские, а значит – грубые.

Первое значение этого слова – государство, государственные – и тогда Гамлет имеет в виду государственные дела/вопросы, намекая на связь Офелии с лицом королевской крови. Это выглядит логично, если бы не редакция 1603 года. Здесь нет ни страны, ни деревни, зато есть contrary matters – перевести почти невозможно – какие-то противоположные/обратные дела/вопросы – что наводит на мысль о неверном слове в «плохом», «пиратском» Кварто 1603 года.

Но есть еще слово counter, которое означает как противоположное/обратное, так и презрительное деньги. Эти деньги, при помощи суффикса ry и слова matters, легко превращаются в денежные дела/вопросы. (Если хотите, можете прибавить к нашей маленькой коллекции и County – графство).

(Из переписки автора: Поэт и переводчик Андрей Чернов пишет: «Переводя это, я еще не знал, что для английского уха тут работает «coun» (женский половой орган жарг.). Это не я придумал, это мне от британских шекспироведов такой привет (шопотом) передали».

Ниаз Чолокава тоже не проходит мимо этого смысла: «Будучи в Лондоне, я посмотрел три постановки Гамлета. В одной из них главный герой, произнося эти строки, делает очевидным еще одну игру слов country – cunt-ry. Редко услышишь такое грубое слово с театральных подмостков – зрители в восторге!».

 Оба автора дают разное написание – соглашаясь с ними, найдем компромисс в латинском cunnus).

Как бы то ни было, Гамлет в очередной раз намекает Офелии на ее продажность. Об этом же говорит и его следующая язвительная реплика:

 

1972 That's a fayre thought to lye betweene maydes legs.

(Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног.).

 

Издевательство не только в том, что Гамлет не считает Офелию девушкой – он еще и унижает ее, потому что betweene mayd также означает прислугу повара или горничной, служанку в сексуально-уничижительном смысле. Тогда фраза звучит как лежать у ног служанки.

Через несколько строк читатель встречает путаницу времен. Гамлет говорит, что мать его смотрит радостно, «а нет и двух часов, как умер мой отец». Офелия поправляет «сумасшедшего» – «twice two months» – дважды два – четыре месяца! Тут Гамлет опять путает: «o heauens, die two months agoe, and not forgotten yet» (О небеса, умереть два месяца назад, и не быть забытым еще). О ком он? Кажется, он-таки нас запутал. Оставим пока этот узелок и посмотрим, что происходит дальше.

А дальше актеры разыгрывают пантомиму об отравлении короля. Входит Пролог, и Гамлет говорит Офелии, что они сейчас все узнают от этого парня. «Он расскажет нам, что этот показ означает?» – спрашивает Офелия. Гамлет отвечает:

 

2011-3 I, or any show that you will show him, be not you asham'd to show, heele not shame to tell you what it meanes.

(Да, или другой показ, который вы покажете ему, не постыдитесь показать, – негодяй/предатель/наступающий на пятки (heele) не постыдится рассказать вам, что это значит).

 

У Лозинского этот негодяй обозначен просто он.

(Из переписки: Ниаз Чолокава заметил: «Вы интерпретируете слово heele, как негодяй и удивляетесь, что Лозинский перевел просто «он». Но это-то как раз и напрашивается: heele – he'll – he will not shame...В Вашем же, может и интересном варианте получается весьма странная грамматическая форма: ... you will show him, ... heele not shame to tell...».

Согласившись, должен заметить, что Шекспир неоднократно использует подобный прием для того, чтобы ввести второй смысл. Так, например, мы еще увидим, как here is он превращает в heres (наследник – лат.). Грамматика Шекспира имеет много потайных кармашков.)

Кроме еще одного оскорбления Офелии, мы получаем и новую информацию. Пролог в интерпретации Гамлета – личность негативная – предатель и шпион. К тому же этот Пролог, судя по язвительному замечанию принца, довольно близок с Офелией. Но разыгрываемая актерами пьеса – почти точная сюжетная копия той, тему которой, как мы помним, заявил Горацио-Пролог, он же – автор и ее герой. Следует ли из схожести пьес, что характеристики их Прологов также совпадают? Пока воздержимся от выводов, хотя выводы уже напрашиваются.

Актеры – Король и Королева – рассказывают нам, что уже 30 лет они вместе (в редакции 1603 г. срок их семейной жизни составлял 40 лет). Королева клянется, что не выйдет замуж второй раз после смерти Короля.

Гамлет объясняет Клавдию, что пьеса называется «Мышеловка», и Gonszago is the Dukes name, his wife name Baptista (герцога зовут Гонзаго, а его жену – Баптиста). Имена герцога и герцогини вряд ли очень информативны, но кое-что предположить можно, учитывая, что король и королева «Мышеловки» отражают убитого старшего Гамлета и Гертрад. Baptista означает Крестительница – слово из протестантско-кальвинитского словаря, которое в дальнейшем пригодится нам в исторической идентификации героини. Что касается Gonszago, то это имя исторического лица, но в рамках игры можно предположить, что в контексте смерти короля оно тоже имеет смысл: Gon(е) – умерший/ушедший, и agoкакое-то время назад.

Странно то, что в «Мышеловке» действующими лицами являются король и королева, а не заявленные герцог с его женой. Что Гамлет хочет сообщить Клавдию и Гертрад? Возможно, принц называет короля и королеву «Мышеловки» их настоящими титулами – пусть и высокими, но не высшими, объявляя тем самым самозванство герцогской четы, нелегитимность их власти.

Здесь есть пара неясностей. Известно, что в 1538 г. герцог Урбинский был убит своим родственником Луиджи Гонзаго, который, якобы, влил спящему герцогу яд в ухо. У Шекспира ситуация вывернута наизнанку – фамилию Гонзаго носит не убийца, но герцог, которого отравил его родственник. Возможно, Шекспир просто перепутал, но, возможно, он хотел на что-то намекнуть такой путаницей. Пока мы не можем понять причину этой рокировки, а значит, будем продвигаться дальше, ожидая шекспировской подсказки.

И второе: «реальное» убийство Гонзаго было совершено в Италии. В редакции 1604 г. действие перенесено в Вену (Vienna). При чем здесь Вена? – спросите вы. На этот вопрос сразу не ответишь. Не поможет ли нам редакция 1603 г.? Но вот что мы видим в ней:

 

2103-5 Ham. this play is

The image of a murder done in guyana, Albertus Was the Dukes name, his wife Baptista…

(…Эта пьеса есть изображение убийства, совершенного в Гвиане, герцога звали Альберт, его жену – Баптиста…)

Но почему «предшественницей» Вены была Гвиана? Или это опять опечатка, или же Vienna превратилась в Guiana вследствие того, что «пираты», публиковавшие, по мнению шекспироведов, Первое Кварто, так услышали слово со сцены (записывать во время представления было запрещено, поэтому «пиратам» приходилось запоминать, заучивать текст на слух).

Для объяснения есть только одна зацепка. В 1595 году известный мореплаватель, поэт, фаворит королевы Елизаветы Уолтер Рэли совершил экспедицию к северному побережью Южной Америки. Когда он вернулся и рассказал о богатой «Империи Гвиане» и о золотом городе Маноа, его враги начали распускать слухи о том, что он никогда не был в этой самой Гвиане, и его рассказы – всего лишь хвастливые фантазии. Мы еще встретимся с Рэли в нашем расследовании. Сейчас же, за неимением большей информации, можем лишь предположить, что упоминанием Гвианы Гамлет переносит убийство в мифическое, несуществующее место. Но, кажется, это слишком поверхностный взгляд на экзотическую Гвиану в пьесе Шекспира…

 

Тем временем, представление продолжается.

Входит Lucianus, – как представляет его Гамлет, – Nephew to the King (племянник этого короля). Офелия замечает: «You are as good as a Chorus my Lord» (Вы хороши как хор, мой принц), имея в виду толкование, интерпретацию событий на сцене. Это важное определение, теперь мы можем сказать, что Гамлет действительно толкователь всей пьесы с точки зрения реальных событий.

Следует короткая, обоюдоострая перепалка:

 

2114-5 Ham. I could interpret betweene you and your loue If I could see the puppets dallying.

(Я мог бы истолковать и ваши отношения с вашим любовником, если бы мог видеть этих кукол развлекающимися.)

2116 Oph. You are keene my lord, you are keene.

(Вы остры, мой принц, вы остры.)

2117-8 Ham. It would cost you a groning to take off mine edge.

(Вам придется постонать, подпрыгивая на моем острие.)

2119 Oph. Still better and worse.

(Игра слов: еще лучше и хуже, или еще больше и сильнее).

 

Гамлет откровенно хамит, – отбросив иносказания, открытым текстом он относит Офелию в разряд публичных женщин. И вновь намек на некоего любовника Офелии.

Второй вариант ответа Офелии показывает, что она вовсе не притворялась символом чистоты и невинности, и сама была остра на язычок.

Но Гамлет уже смотрит на сцену, где наступает кульминация «Мышеловки» – то, ради чего и затевалось представление, одним из авторов которого был Гамлет – ведь это он сказал актерам, что в пьесу об убийстве Гонзаго вставит 12 или 16 строк.

Кстати, давайте не поленимся и пересчитаем прозаические вставки. Оказывается, в самом «Гамлете» 12 прозаических вставок и 4 прозаических же письма Гамлета – итого 16! А это (если отбросить подозрение о совпадении) значит, что проза в пьесе действительно написана Гамлетом или тем, кто представляет его интересы в мире живых.

Кто же еще претендует на соавторство «Мышеловки»? Сразу после сцены отравления Гамлет говорит, что «the story is extant, and written in very choice Italian» (эта история была представлена, и написана она очень хорошим итальянским языком). Теперь становится ясно, что структура «Мышеловки» отражает структуру самого «Гамлета», где в историю, написанную книжником, латинистом Горацио, вставлена проза Гамлета, или того, кто представляет его точку зрения на случившиеся события. Пантомима здесь – сжатое изложение голого сюжета всего «Гамлета» – без пояснений и детализаций, необходимых для выяснения фабулы. Дальше идет идиллическая часть о короле и королеве, которая идентична стихотворной пьесе, сочиненной Горацио. И дополнение Гамлета о Лукиане, племяннике короля есть то самое толкование, корректива, показывающая, что версия Горацио далека от действительности.

Впрочем, чуть ниже мы рассмотрим еще одного (настоящего!) автора этой the story. И поможет нам в его определении та, невесть откуда взявшаяся, Вена…

А пока – Лукиан медлит, и Гамлет торопит его:

 

2120-1 Beginne murtherer, leaue thy damnable faces and begin, come, the croking Rauen doth bellow for reuenge

(Начинай же, убийца, оставь свои мерзкие гримасы и начинай, давай – каркающий ворон зовет к возмездию).

 

Мы привыкли, что этот Лукиан представляет короля Клавдия, убивающего своего царствующего брата. Но теперь получается, что племянник (и тот, кто скрывается за его маской) совершает акт мести, к которой призывает ворон, – а вот за что он мстит королю, выясняется тут же, из бормотания самого Лукиана:

 

2127 ... mixture ranck, of midnight weedes collected,

(...гнусной смесью из диких трав, собранных в полночь,)

2128 VVith Hecats ban thrice blasted, thrice inuected,

(Трехкратным проклятием Гекаты проклятых, трижды заговоренных)

2129 Thy naturall magicke, and dire property,

(Твоим природным/собственным колдовством и ужасными свойствами)

2130 On wholsome life vsurps immediately

(На цветущую жизнь посягни сейчас же).

 

В этом отрывке показательно имя Гекаты – богини ночи, Луны и т.д. Но не ее мистические характеристики интересуют нас сейчас, а то, что Геката считается в мифах покровительницей той самой Гекубы – мало того, в самых древних мифах они сливаются воедино, о чем говорят их имена Εχατη и Εχαβη. Тройное проклятье отражает три ипостаси Гекаты: Селена (Луна) на небе, Диана-охотница на земле, и Прозерпина – богиня подземного мира.

Итак, мы вправе предположить: Лукиан, мстящий за род Гекубы и Приама, может быть представителем этого рода, в частности, одним из тех двоих сыновей, рожденных в день гибели их отца (и, возможно, матери). Не зря же Гамлет торопит Лукиана с возмездием – можно подумать, он подталкивает этими словами самого себя, преодолевая собственную нерешительность. Сюда можно добавить и скрытую ссылку – взывающий к возмездию ворон напоминает нам о легендарном короле Артуре, превращенном злым волшебником в ворона. В ожидании обратной метаморфозы – из птицы в короля – англичане не смели убить ни одного ворона. Кстати, возможно этот ворон-Артур – лицо заинтересованное, поскольку взывает к возмездию. Значит, Лукиан вовсе не обязательно должен оказаться сыном Гекубы…

 

IX. ОТЫКВЛЕНИЕ КОРОЛЯ КЛАВДИЯ

 

Если уж мы пытаемся копать глубоко, то не постесняемся спросить у Истории: кто такой Lucianus? Первого подходящего героя (а искали мы в ряду римских поэтов, поскольку среди псевдонимов героев пьесы есть уже Гораций с Марциалом) звали Lucanus. Краткая историческая справка: Марк Аней Лукан – племянник Сенеки, родился в Испании, жил в Риме; начал свои литературные опыты с «Поэмы о троянской войне», главный его труд – «Фарсалия», поэма о гражданской войне Юлия Цезаря с Помпеем; республиканец, был настроен против императорской власти – в поэме возлагает надежду на Брута, который должен убить Цезаря (подразумевается Нерон); участвовал в заговоре Писона, после поражения по приказу Нерона вскрыл себе вены. Немаловажно, что первую книгу «Фарсалии» перевел на английский Кристофер Марло. Кстати, в первой книге приводится сон Помпея, в котором к нему является тень его мертвой жены Юлии – она укоряет мужа, что он второй раз женился и предрекает его гибель в гражданской войне.

Есть и еще один исторический кандидат в «племянники» – греческий писатель Лукиан Самосатский (ок. 125 – 192 гг. н. э.). Но нашей темы он касается разве что декламацией на фиктивно-юридическую тему «Лишенный наследства». Поэтому, отметив его ради заявленной педантичности исследования, вернемся к Лукану, племяннику Сенеки.

А, может, Шекспир вовсе и не имел в виду племянника Сенеки? Однако мистика текста в том, что следствие отрицает причину, но направление остается верным. Этот Лукан, которого мы, пусть и ошибочно, поместили в сцену отравления короля, задает нам вектор поиска. Мы вспоминаем сразу нескольких исторических персонажей: знаменитого философа Сенеку – наставника Нерона, самого Нерона, его дядю, императора Клавдия, который женился на своей племяннице, матери Нерона Агриппине и стал Нерону дядей-отчимом. Эти исторические лица определяют историческую ситуацию – убийство императора Клавдия и воцарение Нерона.

По Гаю Светонию Транквиллу («Жизнь двенадцати цезарей»), к концу жизни Клавдий «начал обнаруживать явные признаки сожаления о браке с Агриппиной и усыновлении Нерона. <…> Встревоженная этим Агриппина <…> опередила его. Умер он от яда, как признают все». Светоний передает один из распространенных слухов, что отравила Клавдия сама Агриппина, дав ему яд в его любимых белых грибах. «Смерть его скрывали, пока не обеспечили все для его преемника. Приносили обеты о его здоровье, словно он был болен, приводили во дворец комедиантов, словно он желал развлечься».

Вот эти комедианты – очень важный момент. Светоний родился лет на 20 позже смерти Клавдия, которая последовала в 54 г. н. э., и нам лучше послушать современника императора – самого Сенеку. В его памфлете-мениппее «Apocolocyntosis divi Clavdii» (Отыквление божественного Клавдия) о смерти Клавдия сказано: «Exspiravit autem dum comoedos audit, ut scias me non sine causa illos timere» (А помер он в самый раз, как комедиантов слушал; вот оттого, знаете, и боюсь я их, и недаром боюсь! – пер. М. Холодняка).

Итак, Клавдий умирает во время театрального представления – такова, во всяком случае, литературная версия Сенеки – как вы уже догадались, того самого автора той самой story. Сразу вспоминается предостережение Гамлета Полонию о том, что тому лучше получить плохую эпитафию после смерти, чем плохой отзыв от актеров при жизни – и теперь эти невинные слова воспринимаются как скрытая угроза. Вот только кому – Полонию или, как и должно быть, Клавдию?

 

У меня уже возникли большие сомнения, что в «Мышеловке» речь идет об отравлении короля Гамлета. Слишком уж все сходится на Клавдии. Даже место действия «Мышеловки» – Vienna – говорит в пользу Клавдия. Ведь, по словам того же Сенеки («Отыквление»), Клавдий ad sextum decimum lapidem natus est a Vienna (родился всего в шестнадцати милях от Виенны)! Да и Нерону, его племяннику, при рождении было дано имя Lucius – такой же светлый, как и Lucianus (светлый anus?)… А Гамлет назвал сценического героя племянником этого короля (nephew to the King), т. е. Клавдия. Вспомните еще один факт: отравив короля, «отравитель улещивает королеву дарами; вначале она как будто недовольна и несогласна, но, наконец, принимает его любовь». Это очень близко к Нерону и его матери Агриппине, интимная связь которых осталась в веках как свидетельство крайней степени развращенности имперского Рима… Тут же вспоминается темперамент, который, по словам Гамлета, более притягателен у молодой Офелии, чем у старой «матери» Гертрад. Есть и еще важный момент – Гамлет, отправляясь после спектакля к Гертруде, восклицает (стихами Горацио):

 

2264-5 …let not euer The soule of Nero enter this firme bosome

(…Пусть никогда душа Нерона не войдет в эту крепкую грудь).

 

Таким образом Горацио-автор ненавязчиво предлагает читателю образ Гамлета, способного убить свою «мать» Гертруду подобно тому, как Нерон убил Агриппину. То, что такая нелестная характеристика принца исходит от Горацио, должно насторожить внимательного читателя.

Кажется, акценты, действительно, смещаются. И все начинает запутываться. А как углубление этой путаницы, и, в то же время, ключ к будущему прояснению, приведем одно сравнение, которое обнаружилось при чтении Светония. Оказывается, когда Гамлет говорит Полонию о стариках, у которых седые бороды, сморщенные лица, слезящиеся глаза, недостаток ума и слабые ноги, он отправляет читателя не только к Ювеналу. В подтверждение – цитата из «Божественного Клавдия» Светония:

«30. …Лицо и седые волосы были у него красивые, шея толстая. Но когда он ходил, ему изменяли слабые колени <…>. На губах у него выступала пена, из носу текло, язык заплетался, голова тряслась непрестанно. <…> Глупости своей он также не скрывал. <…> Людей удивляла его забывчивость и бездумность».

Светоний сообщает также, что незадолго до смерти Клавдий решил сделать наследником не пасынка Нерона, а своего сына Британика, и составил соответствующее завещание. Из-за этого он и был отравлен Агриппиной.

Все это перекликается и со словами Гамлета и с вышеприведенным отрывком из 10-й сатиры Ювенала. В Комментариях к Светонию сказано, что описание Клавдия он позаимствовал из 5 главы «Отыквления». Действительно, Сенека пишет: Nuntiatur Iovi venisse quendam bonae staturae, bene canum; nescio quid illum minari, assidue enim caput movere; pedem dextrum trahere. (Докладывают Юпитеру, что пришел какой-то верзила, седой совсем; грозится за что-то, видно: все головой трясет; а правую ногу совсем волочит).

Вряд ли такое совпадение означает, что и Светоний и Ювенал пользовались Сенекой как первоисточником. Важно само совпадение. Еще важнее, что Гамлет, говоря с Полонием о стариках, имеет в виду образ императора Клавдия. А когда Полоний откланивается, Гамлет говорит ему вслед: «Эти несносные старые дураки», – тем самым, давая понять, что его инвектива в адрес старика Клавдия относится и к старику Полонию.

Вот теперь, окончательно заблудившись, мы и расстанемся на время и с Клавдием и с Полонием.

 

X. КРАСНЫЙ ЗВЕРЬ И МАТЬ РОДНАЯ

 

Король Клавдий при сцене отравления не выдерживает, встает и уходит. Остальные – за ним. Абсолютно необъясним со старых позиций тот факт, что король никак не отреагировал на пантомиму, где уже все было сказано без слов, обрисован весь сюжет, который известен нам от призрака отца Гамлета, и который должен был узнать непосредственный участник и братоубийца Клавдий. Однако это прямое обвинение оставило его совершенно безучастным, зато возмутила сцена с участием племянника короля. Не знаю, как вам, читатель, а мне уже кажется – король Клавдий и не догадывается, что убил своего брата. Потому что не убивал. Он просто увидел в спектакле угрозу своей жизни.

Все уходят вслед за королем. Остаются Гамлет и Горацио. Гамлет декламирует:

 

2143 Why let the strooken Deere goe weepe,

(Пускай раненый олень/лань идет плакать,

2144 The Hart vngauled play,

(олень-самец неуязвлен резвится),

2145 For some must watch while some must sleepe,

(Один должен наблюдать, в то время как другой – спать,)

2146 Thus runnes the world away.

(таким образом убегая из этого мира.)

 

Считается, что речь в стишке идет о разоблаченном короле, который убежал «плакать» – что и «подтверждается» далее в пьесе Горацио – Гамлет по пути в спальню матери подслушивает, как король молится. Но так ли все ясно? Исследователи до сих пор ломают голову над двумя оленями, называя одного ланью, другого самцом старше пяти лет, и выводя отсюда указания на королеву и короля. Но тогда остается непонятным, почему олень-самец не уязвлен, да еще играет, когда король как раз был уязвлен увиденным представлением.

Попробуем зайти с другой стороны.

Deere действительно олень, но это слово также обозначает и охотничий термин красный зверь и цвет – рыжевато-красный. Нам уже встречался один красно-рыжий зверь – Пирр, убийца Приама. Намек вырисовывается.

Что же касается второго оленя, то о нем действительно трудно сказать что-либо вразумительное. Догадка, что Hart без огласовки (Hrt) оказывается равен Horatio, слишком причудлива. Вторая гипотеза – в оригинале 1604 года слово hart везде означает современное heart (сердце), и тогда вторая строка выглядит как «это сердце неуязвлено резвится/играет» – ликует, если хотите сердце того, кто отомстил. Вариант, скорее всего неверный, но выглядит удачным заменителем правды – издалека во всяком случае. Уместно вспомнить и тавтологичную игру слов из недавнего разговора Гамлета с Горацио, в котором Гамлет желает замкнуть Горацио в сердцевине своего сердца, в сердце его сердца: In my harts core, I in my hart of hart – почему бы не перевести этот четырехкратный повтор как «в моем оленьем сердце, в моем сердце оленя»? Правила не могут запретить нам сделать это

 

Гамлет заканчивает:

2147-50 Would not this sir & a forrest of feathers, if the rest of my fortunes turne Turk with me, with prouinciall Roses on my raz'd shooes, get me a fellowship in a cry of players?

(С этим, сир, и с лесом из перьев, – если остатки удачи/арест фортуны обернутся моим тираном – с провинциальными розами на моих стоптанных башмаках, получу я участие в своре актеров?)

«С половиной доли» – говорит Горацио. Не мог польстить принцу?

«Полностью» – поправляет Гамлет.

Неужели возможен арест Гамлета пресловутой Фортуной, или это наша очередная лингвофантазия? А что означают эти провинциальные розы – уж не королевский ли символ имеет в в иду Гамлет?

Нам уже не кажется, что речь идет о владении просто театральной труппой. Тем более, Гамлет тут же добавляет:

 

2153 For thou doost know oh Damon deere

(Знай, дорогой Дамон)

2154 This Realme dismantled was

(Это царство было украдено)

2155 Of Ioue himselfe, and now raignes heere

(У самого Юпитера, и сейчас здесь царствует)

2156 A very very paiock

(Настоящий pahвыражение брезгливости, jock – крестьянин)

У Лозинского – павлин – но я не знаю, в каком словаре он его отыскал.

 

«Вы могли бы сказать в рифму» – замечает Горацио, имея в виду очевидное wasass (осел). И здесь Гамлет опять играет словами:

2158-9 «O good Horatio, Ile take the Ghosts word for a thousand pound».

Конечно же, эту фразу любой, кто верит сюжету Горацио, переведет как «О добрый Горацио, я бы взял слово Призрака за тысячу фунтов». Но с точки зрения прозы-реальности никакого Призрака нет – отчего же он здесь возникает? Неужели вся концепция лопается мыльным пузырем? Так бы и было, если не знать, что Ghost word переводится как несуществующее слово или слово-призрак. Возражение, что в нашем случае фигурирует именно слово Призрака, а не призрачное слово, достаточно неприятно. Однако выход я вижу в следующем: человек, пишущий прозу должен соблюдать некую конспирацию и не говорить обо всем прямо, должен делать вид, что верит «поэтической» версии, а значит и самому Горацио. Подобная игра слов обеспечивает прозопоэтическую «преемственность» и в то же время своим двойным смыслом разделяет реальность и выдумку. Действительно, если разговор шел о неверно подобранном слове, то со стороны Гамлета логично ответить, что другого слова вместо использованного просто нет, его не существует. Ведь «осел» не отражает низкого происхождения нынешнего короля! Однако и этот осел нам еще понадобиться, так что постараемся не забыть его.

 

XI. ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ КОРОЛЕВЫ

 

Итак, отношения Гамлета и Горацио начинают напоминать борьбу, а не отношения принца и его слуги. Однако первая строка гамлетовского стихотворения, в которой принц называет Горацио Дамоном, вроде бы подтверждает их близость. Дамон и Пифиас – герои греческого мифа, воплощение настоящей дружбы. Но здесь Шекспир ссылается не только и не столько на миф-первоисточник. В Комментариях к «Гамлету» А. Смирнов замечает: «Мой милый Дамон... – вероятно, отрывок из несохранившейся баллады или пьесы». Эта пьеса сохранилась.

В 1571 году вышла из печати пьеса Ричарда Эдвардса «The excellent Comedie of two the moste faithfullest Freendes, Damon and Pithias» (Превосходная комедия о двух наиболее преданных друзьях Дамоне и Пифиасе). По некоторым сведениям, это была вторая редакция – первая, не дошедшая до нас, датируется 1568 г. В пьесе Эдвардса дружба Дамона и Пифиаса подверглась тяжелому испытанию. Король Дионисий приговаривает Дамона к смерти. Пытаясь спасти Дамона, Пифиас предлагает королю свою жизнь в обмен на жизнь друга. Король соглашается, Дамона отпускают, Пифиаса забирают. Однако Дамон возвращается и требует обратного обмена. После длительного торга – жизнь за жизнь – пораженный бескорыстием друзей, король принимает соломоново решение. Он не только отпускает обоих, но и просит принять его в их компанию третьим другом. Друзья соглашаются.

Мораль же сей басни, на которую указывает нам Шекспир, содержится в самом конце пьесы, в заключительной The last song (Последней песне). Она начинается словами:

THe strongest garde that Kynges can haue, Are constant friends…

(Лучшая защита, которую могут иметь короли, Это постоянные/верные друзья…)

Далее перечисляются все достоинства истинных друзей – они верны и в слове и в деле, говорят правду, помогут в нужде, – наконец, истинные друзья ради их Принца пойдут на смерть.

И самое главное:

The Lorde graunt her such frindes most noble Queene Elizabeth

(Бог наградит/одарит такими друзьями благороднейшую королеву Елизавету) – и следом – еще несколько панегирических строк о королеве, которая с такими друзьями сможет править долго и в полном здравии, желать все, что хочет, поскольку такие друзья эти желания выполнят.

Этой аллюзией Шекспир опосредованно вводит в свою пьесу имя королевы Елизаветы. И появление современного Шекспиру и его «Гамлету» исторического лица важнее, чем нам может показаться сейчас – запомним его на будущее.

Остается лишь заметить, что Гамлет назвал Горацио Дамоном, а в пьесе Эдвардса именно Дамон дает согласие на предложение короля дружить втроем.

Не только Горацио, но и Розенкранц с Гильденстерном уже не особенно церемонятся с принцем. Они возвращаются и довольно грубо сообщают Гамлету о том, что королю не по себе, а мать Гамлета требует его для разговора. Здесь (строки 2192-2204) в ответах Гамлета проскальзывают странные выражения: «as you say, my mother...my mother you say» (как вы говорите, моей матери... моей матери, вы сказали) или «O wonderful sonne that can so stonish a mother» (О превосходный сын, который может так удивить некую мать) или «We shall obey, were she ten times our mother» (Мы повинуемся так, словно она десять раз наша мать). Речь, как вы понимаете, идет о Гертрад, и такими словами вряд ли говорят о родной матери, – а последнее выражение, по-моему, вообще по-русски передается как «Мы повинуемся так, будто она нам родная». Для примера – сцена из «Ричарда II» (акт IV, сцена II), когда герцогиня просит своего мужа (дядю короля) не выдавать их сына, замешанного в заговоре. Вот как он реагирует:

 

Йорк

...Да будь он двадцать раз

Мой сын, – его изобличить я должен.

Герцогиня

...Теперь я вижу: ты подозреваешь,

Что ложе осквернила я твое

И он тебе не сын, но плод греха?

(пер. Мих. Донского)

 

Почему бы и нам не сделать аналогичное предположение относительно Гамлета и королевы? Тем более что поводов для этого набралось уже достаточно.

А вот важное свидетельство самого принца о настоящей причине его беспокойства. Оказывается, он и не скрывает своих устремлений.

 

2207 Ros. Good my Lord, what is your cause of distemper, you do sure-

(Добрый мой принц, какова причина вашей хандры, вы непременно)

2208-9 ly barre the doore vpon your owne liberty if you deny your griefes to

(закроете дверь вашей свободе, если вы откажетесь поведать ваши печали)

2209 your friend. (вашему другу.)

2210 Ham. Sir I lacke aduauncement.

(Сир, мне не хватает продвижения /повышения.)

2211-2 Ros. How can that be, when you haue the voyce of the King him-

(Как такое может быть, когда вы имеете голос самого короля)

2212 selfe for your succession in Denmarke.

(за вашу преемственность в Дании.)

2213-4 Ham. I sir, but while the grasse growes, the prouerbe is something musty,

(Да, сир, но пока трава растет, эта пословица слегка заплесневеет).

 

В этом опасном для принца контексте (разве можно намекать придворным, что ты хочешь до срока занять место короля?) следующая строка выглядит подозрительно двусмысленно:

 

Enter the Players with Recorders

(входят актеры с флейтами/судьями).

 

Что происходит на сцене – звучит музыка или готовится судебное заседание? Тем более что Гамлет продолжает:

 

2215-6 о the Recorders, let mee see one, to withdraw with you, why

(о, эти флейты/судьи, позвольте мне видеть одну/одного, удалиться с тобой, почему)

2217-8 doe you goe about to recouer the wind of mee, as if you would driue me into a toyle?

(ты двигаешься ко мне против ветра, словно ты загоняешь меня в западню?)

 

Если Гамлет просит видеть одну флейту, то к кому он обращается с просьбой удалиться? К Розенкранцу? Но зачем, взяв флейту, удаляться вместе с Розенкранцем? Не для того же, чтобы сыграть своему другу tete-a-tete… А быть может безумный принц разговаривает с выбранной им флейтой, предлагая ей удалиться вместе с ним, и обвиняя ее в злых умыслах? Нет, вряд ли вид актеров с музыкальными инструментами заставил Гамлета говорить о западне. К тому же через строчку, спрашивая Гильденстерна, умеет ли тот играть на этой дудке, Гамлет использует слово pipe, а не Recorder.

Не об одной мести Клавдию беспокоится Гамлет – он только что раскрыл нам самую суть драмы. Принц хочет стать королем, и как можно быстрее. Тем более что Гертрад – не его родная мать. Она та, кто причастна к лишению короны (и жизни?) его настоящей матери, Гекубы-Фортинбрасс. Но что-то не складывается у принца Гамлета путь наверх, к высотам своей старой фамилии. Вот и Розенкранц с Гильденстерном прямым текстом говорят своему принцу о том, что он рискует потерять свободу, если будет упорствовать. Недаром же на сцене появляются судьи.

 

XII. ВЕРБЛЮД, ГОРНОСТАЙ И КИТ

В ОДНОМ ТЕМНОМ СИЛУЭТЕ

 

После разговора с Розенкранцем и Гильденстерном Гамлет принимается за вошедшего Полония. Знаменитая сцена с облаком, похожим на верблюда, ласточку, кита поочередно. Эта сцена всеми и всегда трактуется как лишнее свидетельство «сумасшествия» Гамлета, которое он должен демонстрировать. Для меня же она не только знаменита, но и знаменательна – именно этот эпизод стал началом ряда совмещений героев пьесы и реальных людей. И все из-за, казалось бы, проходного образа облака.

 

2247-8 Ham. Do you see yonder clowd that's almost in shape of a Camel?

(Вы видите вон то облако/затемнение, которое почти в форме верблюда?)

2249 Pol. By'th masse and tis, like a Camell indeed.

(Клянусь Господом, действительно похоже на верблюда.)

2250 Ham. Mee thinks it is like a Wezell.

(Мне кажется, оно похоже на ласку.)

2251 Pol. It is backt like a Wezell.

(Со спины похоже на ласку.)

2252 Ham. Or like a Whale.

(Или похоже на кита.)

2253 Pol. Very like a Whale.

(Очень похоже на кита.)

 

Сразу отметим: Wezell (Weasel) в первом значении вовсе не ласточка, как у Лозинского, а ласка, горностай, и это внушает подозрение, что наш переводчик работал с чьим-то готовым подстрочником, – причем от руки написанным – и спутал ласку с ласточкой. Но нельзя довольствоваться тем, что мы спустили слово с небес на землю – у него есть и другое значение. Wezell (Weasel) также означает пролаза/скользкий тип/соглядатай.

Итак, читатель получает информацию о некоем облаке или темном пятне, – объекте, похожем одновременно на верблюда, ласку-соглядатая и на кита. Верблюд в тексте, как вы помните, уже встречался, соглядатай тоже. Но вот появление кита нас тревожит, и если мы не будем предельно внимательны, весь этот зооморфный ряд так и останется плодом больной фантазии «сумасшедшего» Гамлета. Однако мы верим автору – он должен был оставить нам ключ к шифру. И, внимательно перечитав предыдущие слова Полония, убеждаемся – оставил. Повторите вашу реплику, Полоний.

Полоний: «It is backt like a Wezell». Оказывается, Полоний видит наблюдаемый объект сзади  (backt), со спины! А значит, этот объект отнюдь не облако – его сзади не увидишь. Остается темное пятно, причем не бестелесное, а вполне материальное, имеющее спину! Вероятнее всего, Гамлет указывает Полонию на человека, стоящего в тени, или за занавесом (clowd имеет и такой перевод), повернувшись к Гамлету и Полонию боком или спиной. Выходит, и на кита этот человек тоже похож со спины. Соединяя «кита» (whale) и «спину» (back) получаем whaleback, что означает горбатый, изогнутый как спина кита – и превращает намек, поданный «верблюдом» в фактическую примету!

Кажется, мы с вами только что нашли того «верблюда» – горбатого соглядатая, предателя, негодяя. Сейчас он находится здесь, на сцене, но, скорее всего, зритель из зала его не видит. Посмотрим на присутствующих. Помимо Гамлета и Полония в сценическом пространстве до сих пор оставались (ремарки exit не было) Розенкранц, Гильденстерн и Горацио (о последнем мы уже успели забыть). Кажется, друзья детства отпадают, они – неразлучная парочка и, как вы заметили, надвое не делятся. Значит, тучи зрительского и читательского подозрения сгущаются над ближайшим и неотлучным другом Гамлета.

Чтобы окончательно удостовериться, обратимся к этому же моменту в редакции 1603 года. Там Розенкранц и Гильденстерн вообще не присутствуют в эпизоде! На сцене – Горацио, Гамлет и Корамбис (так в первом издании звали Полония). Читаем окончание разговора Гамлета и Корамбиса-Полония:

 

Cor. Very like a whale.

(Очень похоже на кита)

exit Corabis.

(Кора<м>бис выходит)

Ham. Why then tell my mother i'le come by and by. Good night Horatio.

(Потом расскажет моей матери, что я скоро приду к ней. Доброй ночи, Горацио.)

Hor. Good night vnto your Lordship.

(Доброй ночи, ваше высочество)

exit Horatio

(Горацио выходит).

 

А при чем здесь верблюд и кит? – спросите вы. – Почему бы автору в открытую было не указать, что Горацио горбат? Потерпите немного. После составления второй части нашего уравнения многое прояснится – в том числе и горб Горацио, и то, почему об этом горбе нельзя было упоминать прямым текстом. Конечно, современникам Шекспира (особенно аристократии, живущей дворцовыми интересами) было намного легче понять эзопов язык шекспировых басен, чем нам, но тем интереснее сегодня вести расследование преступления, совершенного 400 лет назад.

Для того чтобы фоторобот подозреваемого был более полон, добавлю одну деталь, которая пока не выглядит абсолютно достоверной. Можно было приберечь ее до прямого уравнения героев и их прототипов и выложить как мелкий, но решающий козырь, однако мне хочется, чтобы те, кто изучал «Гамлета» и эпоху, его породившую, уже теперь поняли, куда клонится наше исследование. Только что они узнали первого из действующих лиц, отображенных Шекспиром в своей пьесе. (А непрофессиональным читателям придется дождаться исторической части уравнения.)

Вопреки укоренившемуся мнению, бедный горбун Горацио вовсе не одинок в пространстве пьесы. У него есть отец, и Шекспир выдал его нам в первой же прозаической вставке. Гамлет, как мы помним, назвал Полония fishmonger, что, как мы выяснили, означает сленговое развратник, или отец проститутки. Никто и не думает, что прямое значение слова – торговец рыбой – само по себе может быть зашифрованной информацией. Потому что никто не обращает внимания на следующую фразу Гамлета:

 

1213 Ham. Then I would you were so honest a man

(Тогда я хочу, чтобы вы были таким же честным человеком).

 

Неужели Гамлет, говоря о честном человеке, имеет в виду развратника, сутенера? Странный нравственный вывих – даже для душевнобольного.

Здесь тот самый случай, когда хорошо спрятать означает положить на видное место! Это я к тому, что у римского поэта Горация (имя которого использовал в качестве псевдонима наш горбатый стихотворец) отец был…

Но дадим слово признанному авторитету в римской истории Гаю Светонию Транквиллу. Он уже помог нам, и мы ему доверяем, как одному из источников шекспировской фантазии. Вот первые строки «Жизнеописания Горация»: «Квинт Гораций Флакк из Венузии был сыном вольноотпущенника, собиравшего деньги на аукционах, как сообщает сам Гораций; впрочем, многие считают его торговцем соленою рыбою (курсив мой – И. Ф.), и кто-то даже попрекал Горация в перебранке: «сколько раз видел я, как твой отец рукавом нос утирал».

Мы просто не можем проигнорировать такое важное свидетельство и не подшить его к нашему делу. Наконец-то у следователя появляются фактические приметы. Автор очень тонко – но так, чтобы внимательный читатель мог догадаться! – выдает нам того, кто до сих пор был лишь под подозрением. Соглядатай, знающий о тайных переговорах Гамлета, горбатый «верблюд», мешающий принцу получить свое законное наследство – королевскую власть, и, возможно, сын Полония – все это воплощено в горбатом Горацио, которого мы вот уже 400 лет считаем лучшим другом и соратником принца Гамлета.

Сама по себе эта трактовка очень сомнительна, и вряд ли на ее основе можно делать однозначный вывод о том, что Полоний-«торговец рыбой» есть отец нашего Горацио-Горация. И отцовство Полония, и горб Горацио ничего не привносят в прозаический сюжет, но очень пригодятся при решении полного уравнения, и определении тех самых неизвестных – реальных исторических лиц, участников реальных событий, зашифрованных Шекспиром в пьесе «Гамлет».

 

XIII. КОРОЛЬ БЕЗ ТЕЛА

 

Снова идет ямб, которым король обговаривает с Розенкранцем и Гильденстерном план удаления Гамлета с датской сцены. Полоний скрывается за ковром в покоях королевы, Гамлет входит, следует бурное разбирательство с матерью и убийство Полония.

Акт IV, сцена 2. Проза.

Только что закончился стихотворный кусок, в котором король, королева и Розенкранц с Гильденстерном обсуждали убийство Полония принцем Гамлетом. Однако в первых же строках прозы выясняется (если мы верим именно прозе) нечто странное.

Розенкранц и Гильденстерн спрашивают, что Гамлет сделал с мертвым телом. Весь разговор довольно туманен – интересно, что Гамлета никто не обвиняет в убийстве Полония.

 

2637 Ros. Tell vs where tis that we may take it thence,

(Скажите нам, где оно (тело Полония – И. Ф.), чтобы мы могли забрать его оттуда,)

2638 And beare it to the Chappell.

(И отнести его в часовню.)

 

И Гамлет совершенно неожиданно отвечает:

 

2639 Ham. Doe not beleeue it.

(Не верьте этому.)

 

Сделаем небольшую паузу, чтобы осознать сказанное. Преодолевая инерцию четырех веков заблуждения, поймем: а ведь эти слова относятся к только что случившемуся по версии Горацио – к убийству Полония Гамлетом. Принц говорит читателям прямым текстом, прозой – не верьте этому! Да, Полоний действительно мертв – его тело ищут – но кто его убил, пока тайна.

Розенкранц в недоумении:

 

2640 Ros. Beleeue what.

(Верить чему.)

2641-2 Ham. That I can keepe your counsaile & not mine owne…

(Что я могу скрывать ваши намерения, и не могу – свои…)

 

Автор выкрутился, сохранил двусмысленность, но мы уже получили важную информацию – оказывается, никаких доказательств (кроме слов Горацио) того, что именно Гамлет убил Полония, нет!

И следом – еще один ключевой момент:

 

2654-5 Ros. My Lord, you must tell vs where the body is, and goe with vs to the King.

(Мой принц, вы должны сказать нам, где это тело, и пойти с нами к королю.)

2656-7 Ham. The body is with the King, but the King is not with the body. The King is a thing.

(Тело с королем, но король без тела. Король есть некая вещь/нечто.)

2658 Guyl. A thing my Lord.

(Некая вещь, мой Принц.)

2659-60 Ham. Of nothing, bring me to him.

(Из ничего/пустоты/нереальности/небытия, – ведите меня к нему.)

 

Давайте попробуем разобрать этот кусочек, забыв про «сумасшествие» Гамлета, про различные подоплеки, которые при желании можно найти в этом темном разговоре. Мы просто прочтем самый что ни на есть первый смысл слов Гамлета, не боясь при этом получающейся нелепицы. И тогда оказывается, что тело Полония у короля, но сам король – без тела, т.е. бестелесен, бесплотен – одна лишь королевская душа – и эта душа находится рядом с мертвым телом Полония. Волей-неволей нам, прочитавшим «чистый» смысл слов, приходится признать, что Полоний и был королем! Вспомним восклицание Гамлета, после того, как он «заколол» прячущегося за гобеленом Полония: 2407 Nay I knowe not, is it the King? (Нет, я не знаю, это король?). Вспомним и «несносных старых дураков» – этими словами Гамлет объединил римского императора Клавдия с Полонием.

Что это – небрежность автора, возможность которой мы отвергли с самого начала, или же небрежность наших умозаключений?

Тем более что Розенкранц и Гильденстерн ведут принца к живому королю.

Принц уже арестован – во всяком случае, так вытекает из разговора Розенкранца с королем:

 

2676 King. But where is hee?

(Но где он?)

2677-8 Ros. Without my lord, guarded to know your pleasure

(Снаружи, мой лорд, охраняем до изъявления вашей воли).

 

Гамлета приводят к бестелесному королю, и после допроса о местонахождении тела Полония, король (горациевским ямбом) сообщает Гамлету, что он должен отправиться в Англию. Гамлет прощается с королем прозой – но прощается так, что наши подозрения по поводу короля Полония возвращаются:

 

Ham.Farewell deere Mother.

(Прощайте, дорогая мать.)

King. Thy louing Father Hamlet.

(Твой любящий отец Гамлет.)

Ham. My mother, Father and Mother is man and wife, Man and wife is one flesh, so my mother.

(Моя мать, отец и мать это муж и жена, муж и жена одна/та же самая плоть, поэтому – моя мать.)

 

Итак, сразу после смерти Полония, Гамлет говорит о том, что король есть нечто из ничего, и называет короля матерью. Король превращается в королеву. Мы знаем, что Гамлет не сумасшедший, поэтому должны принимать все подобные странности за условный сигнал нам, читателям – «внимание!». (Но помните, мы всего лишь играем на поле Шекспира).

Не кажется ли вам, что у нас на глазах король начинает терять свою телесность, превращаясь в одно звание, существующее вначале рядом с Полонием, а после его смерти перешедшее к королеве Гертрад? Если еще не кажется, следите за развитием событий.

 

XIV. РОБИН ГУД И МИЛЫЕ ЛЕДИ

 

На сцене Горацио и королева. Входит Офелия и говорит, обращаясь к королеве:

 

2769 How should I your true loue know from another one,

(Как отличу я вашего истинного любимого/любовника от кого-то другого,)

2770 By his cockle hat and staffe, and his Sendall shoone.

(По его раковине на шляпе и жезлу, и его сандаловым туфлям).

2771 Quee. Alas sweet Lady, what imports this song?

(Ну, милая леди, что важного в этой песне?)

2772 Oph. Say you, nay pray you marke,

(Скажите вы, нет, умоляю вас, отметьте,)

 

Эти строки обретут свой смысл только после второй части уравнения – здесь сплошные исторические аллюзии.

Офелия поет:

 

2773 He is dead & gone Lady, he is dead and gone,

(Он мертв и ушел, леди, он мертв и ушел,)

2774 At his head a grasgreene turph, at his heeles a stone.

(На его голове зеленый дерн, на его ногах камень.)

 

Эта песенка (с определенной натяжкой) напоминает строки из средневековой английской баллады «Смерть Робин Гуда», где умирающий герой говорит его другу и слуге, Маленькому Джону, как его похоронить:

 

"Lay me a green sod under my head,

(Положи мне зеленый дерн над моей головой)

<…>

And make my grave of gravel and green

(И покрой мою могилу камешками и травой).

 

Вошедшему королю она поет:

 

Заутра Валентинов день,

И с утренним лучом

Я Валентиною твоей

Жду под твоим окном.

Он встал на зов, был вмиг готов,

Затворы с двери снял;

Впускал к себе он деву в дом,

Не деву отпускал.

 

Лозинский перевел, в общем, точно, но сгладил некоторые откровенности оригинала. Так, фраза был вмиг готов в оригинале выглядит так: and dond his close (и скинул его одежду).

Офелия рассказывает историю потери своей девственности, и читателю нужно знать, что в редакции 1603 года эту песенку Офелия поет Лаэрту – и в разговоре называет его два раза не иначе как Love. Сразу обращает внимание игра с местоимениями второго и третьего лица. Если воспринимать текст без художественных условностей, то шла Офелия к тому, кого называет ты, но вот встретил ее и лишил девственности некто он.

Она уточняет:

 

2798 Young men will doo't if they come too't,

(Молодой мужчина сделает это, если к нему придут,)

2799 by Cock they are too blame.

(Клянусь петухом/половым членом, та, кто пришла, тоже виновата)

2800-1 Quoth she, Before you tumbled me, you promisd me to wed,

(Она сказала: до того, как ты свалил/смял меня, ты обещал на мне жениться.)

2802-3 (He answers.) So would I a done by yonder sunne And thou hadst not come to my bed.

(Он ответил: Так бы и сделал, клянусь вон тем солнцем, если бы ты не пришла ко мне в кровать.)

 

Тот, кто обещал, клянется вон тем солнцем – видимо, тем, которое на небе, – в отличие от земного Солнца, родственником которого, по меньшей мере, совратитель является. А может быть и наоборот – клянется символом королевской власти. Есть в этой, изложенной Офелией истории какая-то неясность, подвох. В первой редакции песенка о потере девственности поется Лаэрту (там его зовут Leartes), во второй – королю. Кто-то из этих двоих и был «Валентином» – но кто? Вспоминается и корявая записка якобы от Гамлета к Офелии, намек отправителя на свое «осадное орудие» и на хитрость, уловку. Предположим, Офелию заманили поддельной запиской, потом пообещали жениться, девушка, просчитав варианты, согласилась. Но мог ли король обещать жениться на Офелии, если он только что женился на Гертрад? Смотрим и слушаем дальше.

Перед тем, как выйти, Офелия говорит:

 

2808-10...I thanke you for your good counsaile. Come my Coach, God night Ladies, god night. Sweet Ladyes god night...

(...я благодарю вас за ваш добрый совет. Пойдем, мой наставник (карету мне – переводит Лозинский, ну а мы проверим иной вариант) доброй ночи, леди, доброй ночи. Милые леди, доброй ночи...)

 

Пожалуй, стоит расширить наше понимание слова Coach. Сегодня оно имеет значения карета и тренер/наставник, но в примечаниях к пьесе The Phoenix Томаса Миддлтона читаем: «By the early 17th century, coaches were popular places for love-making: «close caroaches were made running bawdy-houses» (Dekker, The Owl's Almanac, 1618)» (В начале XVII века кареты были популярными местами для занятий любовью: «закрытые парадные кареты были сделаны передвижными публичными домами»). (Можно вспомнить и похожее слово couch, означающее ложе, лежать). И, в свете всего ранее изложенного, Офелия, возможно, имеет в виду последний – любовный – смысл этого слова. Но если она зовет не карету, а наставника, то кого именно – короля или Горацио?

В редакции 1604 г. Офелия произносит свои заключительные слова при короле, королеве и Горацио. Когда она выходит, король приказывает Горацио следовать за ней и обеспечить good watch (хорошее наблюдение, присмотр). Обратимся к этому эпизоду в редакции 1603 года. Отличие в том, что там нет Горацио – Офелия беседует с королем, королевой и Лаэртом, и, уходя, прощается с ними: «God bwy Ladies. God bwy you Loue» (Бог с вами, Леди. Бог с тобой, любимый). Здесь тоже леди во множественном числе, хотя на сцене король с королевой (Loue относится к Лаэрту – Офелия в этой же сцене уже называла его так). Но в первой редакции нет слов о наставнике (или карете), как нет там и Горацио. Это означает, что слова «Идем, мой наставник» введены вместе с героем, к которому обращены, и который (пусть и по просьбе короля) уходит-таки вслед за Офелией.

Из этой сцены мы можем сделать два вывода. Первый тот, что Офелия называет короля и королеву «милые леди» – во множественном числе – и два раза! Автор удвоением, чтобы не списали на опечатку, обращает наше внимание на важный момент, усиливая наше подозрение о призрачности короля. Второе – оказывается, Горацио тоже не обошел своим вниманием девушку Офелию (или она его?), и только сейчас наполняются смыслом ехидные слова Гамлета о Прологе из «Мышеловки», которому Офелия «не постесняется показать, а он не постесняется сказать, что это значит». А что если Офелия шла к любимому, который обещал ей жениться, но попала в руки Горацио? И даже если coach здесь карета, то все равно, с учетом редакции 1603 года король и королева оказываются двумя леди.

Послушаем, что говорит «сумасшедшая» Офелия своему Лаэрту, прервав его диалог с королем. Читаем внимательно.

 

2923 You must sing a downe a downe,

(Ты должен петь ниже, ниже)

2924 And you call him a downe a. O how the wheele becomes it,

(И ты называй его «a downe a». О как все возвращается на круги своя,) – у Лозинского «ах, как прялка к этому идет!».

2925 It is the false Steward that stole his Maisters daughter.

(Это фальшивый/поддельный управляющий, который украл дочь своего хозяина.)

 

В редакции 1603 года Офелия обращается прямо к брату и говорит более конкретно:

 

I pray now, you shall sing a downe, And you a downe a, t'is a the Kings daughter And the false steward

(Я прошу, ты должен петь ниже, и ты «a downe a» – вот дочь короля и фальшивый/поддельный управляющий)

 

(Час от часу не легче! Если a the Kings daughter правила дозволяют перевести как дочь этого короля, то Офелию сразу можно определить как дочь Клавдия? Однако повременим с выводами…)

Что такое «a downe a»? Опять вспоминаются строки из баллад о Робине Гуде – например:

 

When Robin Hood was about twenty years old,

With a hey down, down, and a down…

 

Или

 

When Robin Hood and Little John

Down a down a down a down

Went oer yon bank of broom,

 

Или

 

All you that delight to spend some time

With a hey down down a down down

A merry song for to sing…

 

Получается, down a down – всего лишь а merry song for to sing (веселая песня, чтобы петь), припев. Выражение with a hey down, down, and a down очень условно можно перевести как разбойничий клич – например эй, расправимся/прикончим (with down – кончать, разделываться).

Итак, связь «Гамлета» с балладами о не менее известном герое – Robin Hood – Робине Капюшоне или, по-русски, Робине Гуде, действительно существует. И не только с балладами, которые достигли пика своей популярности в Англии XV века, но и с произведениями о Робине Гуде, современными Шекспиру. В 1601 году, за два года до появления первой редакции «Гамлета», были изданы две пьесы Энтони Мандея (Anthony Munday) The Downfall of Robert, Earle of Huntington (Падение/крушение Роберта, графа Хантингтонского) и The Death of Robert, Earle of Huntington (Смерть Роберта, графа Хантингтонского). Эти пьесы – все о том же Робине Гуде, но на этот раз легендарный герой послужил маской для реального высокопоставленного лица. Сейчас мы не станем останавливаться на истории крушения и смерти новоявленного Робина Гуда – у нас еще будет для этого время. Пока лишь позаимствуем слово The Downfall, чтобы предположить, что слова Офелии you call him a downe a могут означать ты называй его павшим/потерпевшим крушение/конченым человеком.

Такого объяснения вроде бы достаточно. Однако честному исследователю не дает покоя вот эта замыкающая «а». И все-таки – почему «a downe a»?

 

XV. СОЛНЕЧНАЯ НОТА И ГЕРБАРИЙ ОФЕЛИИ

 

Есть еще один доступный нашему пониманию вариант. Скорее всего, это один из тех самых случаев, когда мы перешекспирим Шекспира. Но в нашей игре нельзя пренебрегать ничем, – а особенно красивыми ходами. Литерой «а» в английском языке обозначают как неопределенный артикль, так и ноту «ля». Но при чем тут «ты есть ниже ля»? Предположим, Шекспир говорит о ноте, которая ниже «ля». Эта нота, как мы знаем, называется «соль». В русском языке нота «соль» имеет омоним «соль» в значении химическое соединение (например, всем известный NaCl), английский эквивалент которого salt. В английском языке нота «соль» обозначается буквой G или словом sol, которое в свою очередь означает бога Солнца из римской мифологии, или просто – Солнце. (Можно добавить интересную деталь: в масонской символике пентаграмма, называемая «Пламенеющая звезда» и воплощающая собой Солнце, несет в своем центре букву G, которую трактуют по-разному – например, как гнозис (знание, гр.), готт (бог, нем.) и пр. Но теперь понятно, что это всего лишь нота Соль, означающая Солнце).

В этом варианте получается не «падший», а, наоборот; лицо королевской крови. Напомню – Солнцем Офелия называет Лаэрта, фальшивого управляющего, укравшего дочь некоего хозяина. Этого управляющего мы оставим на потом – он понадобится только в сравнительной части нашего расследования. А вот нота «соль» заставляет нас вспомнить разговор Гамлета с Полонием о некоем Солнце, под которым опасно гулять Офелии – эти солнечные ванны чреваты беременностью (очень уместная тавтология).

Мы еще вернемся к истории Робина Гуда и ее связи с историей Гамлета. Теперь же выслушаем до конца Офелию, которая продолжает интриговать читателя. Попытаемся разобраться с гербарием, который она дарит Лаэрту.

 

2927-8 Oph. There's Rosemary, thats for remembrance, pray you loue remember, and there is Pancies, thats for thoughts.

(Здесь розмарин, это для воспоминаний, прошу тебя, любовь, помни; и здесь – анютины глазки, они для мыслей, намерений, забот.)

2932-7 <...>There's Fennill for you, and Colembines, there's Rewe for you, & heere's some for me, we may call it herbe of Grace a Sondaies, you may weare your Rewe with a difference, there's a Dasie, I would giue you some Violets, but they witherd all when my Father dyed, they say a made a good end.

(Здесь укроп для тебя, и водосборы, это рута для тебя, и немного для меня, мы можем звать ее травой Светлого/Прощеного Воскресенья, ты можешь носить твою руту с отличием/как геральдический знак герба, здесь маргаритка, я дам тебе немного фиалок, но они все увяли, когда мой отец умер, говорят, он умер хорошо.)

 

А сейчас, насколько хватит знаний (а их явно недостаточно) попробуем найти скрытые смыслы.

Rosmarinus в переводе с латинского – роса моря. По словам Офелии она должна пробудить в Лаэрте воспоминания. Да, розмарин использовался на похоронах «для памяти», но не меньше он использовался на свадьбах, символизируя верность и любовь. А может, Лаэрту предлагается вспомнить о том, что по евангельской мифологии именно на кустах розмарина, растущих у самого моря, дева Мария сушила пеленки младенца Христа?

Анютины глазки (Viola tricolor) – символ женственности мужчины, его гомосексуальности.

Укроп и водосборы идут парой и без указаний к применению. На первый взгляд, мы ничего не выжмем из них. Поэтому, можно, не рискуя, отсылать читателя к примечаниям все того же шекспировского 8-томника. Но, тем не менее, попытаемся... Если калькировать с латинского, то укроп (Foeniculum) означает примерно трава-колонна, где Foeni и есть трава. Это слово очень близко к названию птицы Феникс (Phoenix), сжигающей себя на вершине дерева в гнезде, наполненном травами. Водосборы – Colembine (Columbine) – также означает голубь, голубка. Кажется, мы увлеклись – вряд ли возможно образовать из укропа и водосборов знаменитую и до сих пор не разгаданную шекспироведами пару Феникс и Голубь, – но мы всего лишь просчитываем варианты – без этого не обходится ни одна игра.

Следующая трава – рута (Ruta) символизирует горечь утраты, печаль. Офелия рекомендует Лаэрту носить руту как геральдический знак, – и мы можем предполагать, что рута имеет какое-то отношение к его титулу. И к Офелии рута тоже имеет отношение («для тебя и немного для меня»). Что касается «Мы можем звать эту траву herbe of Grace a Sondaies» – здесь кроется один секрет. Слово «воскресенье» мы со школы помним как «Sunday» – да и в редакции 1603 года (т.е. более ранней!) мы видим Sundayes! Написание Sondaies тоже встречается в текстах шекспировского времени. Звучат эти два слова одинаково, но если одно переводится как «день Солнца», то другое – «день Сына» (имеется в виду Сын Божий и его Воскресенье). А еще мы видим здесь смешение слов sun (солнце) и son (сын), имеющие одинаковое произношение «сан». Значит, наши подозрения, высказанные при разборе гамлетовской фразы о прогулках под Солнцем – эти подозрения вовсе не беспочвенны – и относятся они к брату Офелии Лаэрту!

Фиалки – символ невинности, и Офелия говорит, что ее невинность «увяла», когда умер ее отец. Однако, это слишком просто для такой хитрой пьесы. Возможен и другой вариант – здесь фиалки устанавливают связь с мифом об Орфее. Считается, что эти цветы впервые выросли на том месте, где Орфей положил свою лютню (в редакции 1603 г. Офелия поет свои песенки, наигрывая на лютне). Орфей был поклонником Гелиоса, и за это по приказу Диониса его на куски разорвали менады; лютня и голова Орфея доплыли до острова Лесбос, где их принял Апполон-Гелиос.

Почему мы должны обращать внимание на миф об Орфее по такому слабому указателю, как фиалки? Хотя бы потому, что, в самых ранних вариантах мифа, спустившись в Аид, Орфей своей музыкой очаровал богиню-змею Гекату. Вот еще одно подтверждение – вспомните слух о том, что старый Гамлет, «уснув в саду, ужален был змеей». Вероятно, этот слух имел под собой основание – и молва о том, что старый король отравлен отпрыском рода Фортинбрасов (Гекубы-Гекаты) – эта молва ходила в дворцовых кругах.

Если же связать факт увядания фиалок со смертью отца Офелии, то и Орфей начинает претендовать на это отцовство… Но обо всем этом мы будем рассуждать во второй части нашего уравнения.

 

XVI. ОДИНОКИЙ ГОРАЦИО

И БЕЗЗАЩИТНЫЙ ГАМЛЕТ

 

Вот очень важная шестая сцена того же акта. Гамлет, сопровождаемый Розенкранцем и Гильденстерном, отплыл в Англию. Моряки приносят Горацио письмо. Здесь Шекспир устами Горацио-героя предлагает читателю простую загадку. Вдруг прервав прозу, автор вставляет всего две строки ямба. Горацио говорит:

 

Не знаю, кто бы мог на целом свете

Прислать мне вдруг привет, как не принц Гамлет.

 

Неужели он так одинок на этом свете? Но, дело, скорее всего не в этом, а в том, что Шекспир дает понять вставкой стихов: к данной информации нужно относиться, по меньшей мере, с сомнением. Тем более что моряк, доставивший письмо Горацио, не ошибся адресом, но не назвал имени отправителя:

 

«it came from th'Embassador that was bound for England, if your name be Horatio, as I am let to know it is.»

(оно передано Послом, который был отправлен в Англию, если ваше имя Горацио, как я был извещен).

 

Особенно подозрительно, что сцена эта начинается с авторской ремарки: 2972 Enter Horatio and others (Входят Горацио и другие) – значит, Горацио объявляет этим «другим», что письмо пришло от Гамлета, хотя нет никаких подтверждений, что его написал тот Гамлет, которого мы с вами знаем.

В самом письме говорится:

 

2986-8 Horatio, when thou shalt haue ouer-lookt this, giue these fellowes some meanes to the King, they haue Letters for him:

(Горацио, когда ты взглянешь на это, обеспечь этим парням доступ к королю, у них – письма для него:)

2988-90 Ere wee were two daies old at Sea, a Pyrat of very warlike appointment gaue vs chase, finding our selues too slow of saile, wee put on a compelled

(Мы были уже два дня в море, когда пират очень воинственно настроенный погнался за нами, увидев себя такими медленными в ходу, мы принудили себя)

2990-2 valour, and in the grapple I boorded them, on the instant they got cleere of our shyp, so I alone became theyr prisoner, they haue dealt

(к мужеству, и в схватке я оказался на их корабле, они отвалили от нашего корабля, так я один стал их пленником. Они поступили)

2992-5 with me like thieues of mercie, but they knew what they did, I am to doe a turne for them, let the King haue the Letters I haue sent, and

(со мной, как милосердные разбойники, но они знали, что делали, я должен вернуть долг, пусть король получит письма, что я послал,)

2995-6 repayre thou to me with as much speede as thou wouldest flie death,

(а ты отправляйся ко мне с такой скоростью, с какой бы ты летел от смерти,)

2996-8 I haue wordes to speake in thine eare will make thee dumbe, yet are they much too light for the bord of the matter, these good fellowes

(у меня есть такие слова для твоего уха, от которых ты онемеешь, все же они хорошо освещают подмостки сущности/содержания книги, эти хорошие парни)

2998-3000 will bring thee where I am, Rosencraus and Guyldensterne hold theyr course for England, of them I haue much to tell thee, farewell.

(доставят тебя туда, где нахожусь я, Розенкранц и Гильденстерн держат их путь в Англию, о них я должен многое рассказать тебе, прощай.)

3001-2 So that thou knowest thine Hamlet.

(Именно тот, которого ты очень хорошо знаешь как твоего Гамлета.)

 

Интересно, не правда ли? Подпись почти гримасничает, пытаясь сказать читателю, что пишет именно тот, а не какой-то другой Гамлет. Но мы и не думали, что можно перепутать нашего единственного Гамлета с неизвестным нам его однофамильцем! Зато получателю письма это нужно объяснять, уточняя в подписи «Именно тот...». Неужели есть еще один Гамлет, которого Горацио не может назвать своим Гамлетом? Если подходить к ситуации объективно, то письмо могло быть написано как Гамлетом, так и Розенкранцем и Гильденстерном. Странное восклицание Горацио предупреждает нас о подвохе. В связи с этим хочется вырезать из письма (а оно, если вы заметили, состоит всего из двух длинных предложений) одно, несовместимое на первый взгляд словосочетание: «I am, Rosencraus and Guyldensterne».

Кстати, в редакции 1603 года автор письма сообщает точное место, где можно будет найти Гамлета – on the east side of the Cittie (на восточной стороне Сити). Запомним это Лондонское Сити.

 

Далее: некие письма гонец вручает королю, беседующему (ямбом!) с Лаэртом. На вопрос, кто принес эти письма, гонец сообщает:

 

Saylers my Lord they say, I saw them not, They were giuen me by Claudio, he receiued them

(Говорят, моряки, мой Лорд. Их дал мне Клавдио, он получил их)

Of him that brought them.

(От того, кто их принес.)

 

Важный момент. Не поленимся вникнуть в него. Итак, письма доставили моряки, но гонцу эти письма дал некий Клавдио, который, в свою очередь, получил их от того, кто их ему принес. Альфред Барков идентифицировал Клавдио (младший Клавдий, сын короля Клавдия) как Горацио. Но так как информация подана ямбом, то мы можем предполагать – это Горацио заявляет нам вполголоса, что он – сын Клавдия. А мы знаем, что он – сын Полония. Неужели мы знаем лишь то, что мы ничего не знаем?

Читаем письмо:

 

3054-5 High and mighty, you shall know I am set naked on your kingdom,

(Высокий и могучий, вы должны знать, что я высажен голым/беззащитным/недействительным (юр.) возле/на границе вашего королевства,)

3055-6 to morrow shall I begge leaue to see your kingly eyes, when I shal first

(завтра я буду просить разрешения видеть ваши королевские очи, когда я, вначале)

3056-7 asking you pardon, there-vnto recount the occasion of my suddaine returne.

(спросив вашего извинения/помилования, к этому подробно изложу причину моего внезапного возвращения).

 

Корявый, напыщенный и одновременно подобострастный слог данной записки явно не соответствует характеру Гамлета (мы помним, как он дерзок с королем). Подозрительным кажется и словосочетание naked on your kingdom, которое можно перевести и как лишенный прав на ваше королевство. Тем более что на вопрос Лаэрта: Know you the hand? (Вы узнаете руку/почерк?), король отвечает:

 

Tis Hamlets caracter. Naked,

(Это характер Гамлета. Лишенный прав,) – не думаю, что в характере Гамлета было ходить голым, без одежды, или же беззащитным, как это представлено у Лозинского. Но постоянные жалобы Гамлета на то, что он лишен наследства, уже привычны для нас – И. Ф.

And in a postscript heere he sayes alone

(И в приписке здесь он говорит «единственный»).

 

Как видим, эта эпистолярная история (которая если и вызывала вопросы, то всего лишь о благородном пирате) на поверку оказалась непростым ребусом. Почему-то вспоминается та пословица о мошеннике и авторе изречений, которую Гамлет привел Розенкранцу и Гильденстерну. Письма, переданные Горацио моряками, могли быть написаны только теми же двумя друзьями, посланными вместе с принцем в Англию в качестве его конвоя. Этим письмом Розенкранц и Гильденстерн сообщают Горацио о тайном возвращении Гамлета в Данию и его стремлении получить аудиенцию короля. Какие письма попали в руки королю и королеве (ей тоже предназначалось послание) – действительно Гамлета, или же подделанные от его имени – все это ждет своего разрешения. Тем более что в Истории с этими письмами связан скандал – не очень большой, но достаточно заметный, чтобы остаться в ее анналах...

 

XVII. ШУТ И ЕГО МОГИЛА ДЛЯ ВЕЛИКОЙ ЖЕНЩИНЫ

 

Проза постепенно близится к завершению. Минуя стихотворную смерть Офелии, мы сразу попадаем в предпоследнюю прозаическую (реальную) сцену – на кладбище – и слышим разговор двух могильщиков. Эти могильщики в оригинале обозначены как сlowne (клоун, шут, деревенщина). А мы знаем, что шут – фигура особенная, – именно он говорит правду королям. Шут в пьесах времен Шекспира всегда говорил прозой.

Несмотря на исследованность этой сцены А. Барковым, рискнем все же пройти по ней, выискивая незамеченные предшественниками детали. Даже при беглом прочтении видно, что здесь ни разу определенно не говорится, кого собираются хоронить – имя Офелии не упоминается (как и вообще в прозе не упоминается о смерти Офелии). Это очень существенное наблюдение. Давайте посмотрим, что из него следует.

Сцена начинается с разговора двух шутов о той, кому они копают могилу. Они продолжают свой, начатый за сценой спор о правомерности христианского погребения своей «клиентки», которая 3191 ...wilfully seekes her owne saluation (своевольно ищет ее собственного спасения души). Эта фраза отсылает доверчивого читателя к сцене самоубийства Офелии, о котором поведал нам Горацио устами королевы. Но забудем на время о стихах, послушаем шутов. Они рассуждают о той, которой королевский прокурор назначил христианское погребение, несмотря на то, что она, якобы, утопилась.

Кстати, в первой редакции эта сцена вообще более прозрачна и определенна. В ответ на вопрос второго шута, почему она (имя ее не называется!) не будет похоронена по христианскому обряду, первый отвечает:

 

Clowne. ...because shee's drownd.

(...потому что она утонула)

2. But she did not drowne her selfe.

(Но она не утопила сама себя.)

Clowne No, that's certaine, the water drown'd her.

(Нет, это определенно, та вода утопила ее.)

2. Yea but it was against her will.

(Да, но это было против ее воли.)

 

Странный разговор, не правда ли? Здесь вовсе не говорится о самоубийстве – отчего же вообще возникла проблема христианского погребения, которого были лишены самоубийцы? И разве не удивительны слова о какой-то воде, которая топит человека против его воли?

А вот загадочный своей подробной необязательностью кусок из редакции 1604 года:

 

3204-9 Clowne. ... here lyes the water, good, here stands the man, good, if the man goe to this water & drowne himselfe, it is will he, nill he, he goes, marke you that, but if the water come to him, & drowne him, he drownes not himselfe, argall, he that is not guilty of his owne death...

(Шут: ...Здесь лежит/лжет эта вода, хорошо, здесь стоит этот человек, хорошо, если этот человек идет к этой воде и топится сам, хочет он этого или нет, он идет, отметь себе это, но если эта вода приходит к нему и топит его, он топится не сам, следовательно, он не виновен в собственной смерти...)

 

Автор упорно пытается обратить внимание читателя на воду, которая ведет себя как живое существо – сама идет к человеку и топит его.

Еще одно уточнение – шуты делают вывод (несмотря на откровенные разговоры об убийстве), что эту покойницу похоронят по-христиански только в силу ее происхождения – она есть gentlewomanблагородная женщина, или даже, как сказано в 1603 году, a great womanвеликая женщина. Но, мне кажется, трудно связать эпитет «великая» с Офелией, – о ее величии нет никаких сведений в пьесе.

Это противоречие, которое стоит подчеркнуть. Женщина не покончила жизнь самоубийством, ее «утопили» – значит, она заслуживает христианское погребение. Но из разговора следует, что христианское погребение ей назначено только потому, что она – великая женщина. Значит, кроме самоубийства, которого не было, имеется еще какая-то причина, чтобы церковь противилась христианскому погребению?

 

Следующий отрывок непонятен современному читателю, но, тем не менее, полон смысла:

 

3218-20 Come my spade, there is no auncient gentlemen but Gardners, Ditchers, and Grauemakers, they hold vp Adams profession.

(Дай мою лопату, здесь нет древнее джентльменов кроме садовников, землекопов, и могильщиков, они поддерживают профессию Адама.)

3221 Other. Was he a gentleman?

(Он был джентльмен?)

3222 Clowne. A was the first that euer bore Armes.

(Был первым, который носил оружие.)

 

Обычно это место (как, впрочем, и весь разговор могильщиков) рассматривают как простую болтовню. Но в словах об Адаме есть важное содержание. Михаил Морозов в своей работе «Баллады о Робин Гуде» пишет, что Томас Уолсингем в труде Historia Anglicana, сообщая о крестьянском восстании 1381 года под предводительством Уота Тайлера (Wat Tyler, Tiler), привел лозунг восставших: «When Adam delved and Eva span, who was then gentleman?» (Когда Адам копал и Ева пряла, кто был тогда джентльменом?)

Странно, что Морозов, цитируя Уолсингема, не вспомнил о «Гамлете» и его шутах-могильщиках. А во времена Шекспира читатель наверняка знал, о чем говорит этот отсыл в историю. Восстание началось в графстве Эссекс с нападения крестьян на сборщиков налогов, и вскоре восставшие контролировали большую часть страны. Правил в то время король Ричард II, который, обещая уступки, заманил Тайлера в западню. На переговорах предводитель крестьян был предательски убит лондонским мэром. Силы повстанцев в течение нескольких дней были разгромлены в Лондоне и его окрестностях.

Этот Ричард II, несмотря на дистанцированность во времени от наших событий, играет не последнюю роль в данном расследовании. Да и само подавленное восстание имеет отношение к тому историческому действу, которое Шекспир переплавил в художественное произведение. Но – всему свое время...

Мы же пока пойдем дальше и послушаем разговор Гамлета с могильщиком.

 

3333 Hamlet ...How long hast thou been Graue-maker?

(Как давно ты могильщик/смерть-мэйкер/мастер темных дел?)

3334-5 Clow. Of the dayes i'th yere I came too't that day that our last king Hamlet ouercame Fortenbrasse.

(Из всех дней в этом году я пришел к этому в тот самый день, когда наш последний король Гамлет победил Фортинбрасса)

3336 Ham. How long is that since?

(Сколько прошло с тех пор?)

3337-9 Clow. Cannot you tell that? euery foole can tell that, it was that very day that young Hamlet was borne: hee that is mad and sent into England.

(Вы не можете этого сказать? Каждый дурак может сказать это, то было в тот самый день, когда родился молодой Гамлет: тот, что сошел с ума и послан в Англию)

 

Все, кто исследовал эту сцену (в основном с целью определения возраста Гамлета) прошли мимо начала фразы могильщика «Of the dayes i'th yere» (Из всех дней в этом году) – а она может говорить о том, что могильщик находится на кладбище совсем недавно – не больше года, и попал сюда в день рождения молодого Гамлета. Иначе эта фраза кажется откровенно лишней – мог ведь просто сказать: «Пришел к этому в тот самый день...». (Носители языка могут просто посмеяться в этом месте над нашей глупостью – ничего страшного, если нам укажут, мы с извинениями отступим на старые позиции. К тому же мы не собираемся оставить без внимания и привычный вариант). Традиционно же считается, что шут работает могильщиком уже тридцать лет. Этот факт выводят из ответа могильщика на вопрос Гамлета – на какой почве принц Датский сошел с ума:

 

Clow. Why heere in Denmarke: I haue been Sexten heere man and boy thirty yeeres.

(На той, что здесь в Дании: я здесь дьячком/могильщиком с младых ногтей тридцать лет.)

 

Однако в этой фразе есть свои тайники. Во-первых, могильщик имеет правильное написание Sexton. Хотя, возможно, это лишь современный вид. Во-вторых, в редакции 1623 года слово Sexten превращается в Sixeteene (шестнадцатилетний)! Тогда ответ приобретает вид: «я здесь (в Дании, а не на кладбище! – И. Ф.) с шестнадцати лет мальчиком и мужем уже тридцать лет», что дает нам возраст этого клоуна – 46 лет на момент опроса его Гамлетом. Но после того как мы убедились в чьем-то пристрастном редактировании Фолио 1623 г., нет уже большого доверия к превращению «могильщика» в «шестнадцатилетний». Но если слово может претерпевать такие метаморфозы, стоит привести еще одно, близкое по написанию и звучанию – Sextain, означающее шестистишие. Тут уже можно говорить не о могильщике, но о поэте. И поговорим, если найдем для этого хоть какие-то основания.

Еще один загадочный момент. Свою беседу с черепом Йорика Гамлет завершает тем, что рекомендует ему отправиться к «столу моей Леди» и рассказать ей, что, несмотря на грим толщиной в дюйм, она все равно придет к тому же – пусть посмеется над этим. О какой Леди упоминает Гамлет? Вряд ли об Офелии, которой в силу юности еще не нужен толстый грим. Тут же Гамлет говорит об Александре и Цезаре – что и эти императоры были смертны, что и они умерли и превратились в прах, глину (dust, lome, clay). Эту мысль Гамлет иллюстрирует рифмованными стихами:

 

3400 Imperious Caesar dead, and turn'd to Clay,

(Император Цезарь умер и превратился в прах/глину,)

3401 Might stoppe a hole, to keepe the wind away.

(Которой можно заткнуть дыру, предохраняясь от сквозняка.)

3402 O that that earth which kept the world in awe,

(О, вот эта земля/страна, которая держала мир в благоговейном страхе,)

3403 Should patch a wall t'expell the waters flaw.

(Должна латать стену, которая отражает водный шквал/ложь).

И завершает:

3404 But soft, but soft awhile, here comes the King

(Но тише, погоди, сюда идет король).

 

Здесь следует пограничная ремарка:

Enter K. (Входит король).

И Гамлет продолжает – уже ямбом Горацио! – «...королева, придворные, за кем они следуют?».

Резюмируем. Хоронить собираются некую знатную, даже великую даму, которая умерла не сама – некая вода пришла к ней и утопила ее. И при этом под сомнением находится право покойной быть погребенной по христианскому обряду. Для того, кто хоть немного знает историю елизаветинской Англии, этих сведений уже достаточно, чтобы заподозрить, о чьих похоронах может идти речь.

Шут намекает на некое восстание, которое было подавлено Ричардом II, а его зачинщик лишился жизни.

Ответы шута принесли окончательную уверенность, что в монологе актера о Приаме и Гекубе речь шла именно о дне убийства Фортинбрасса и дне рождения его младшего сына, впоследствии – младшего Гамлета и его неизвестного нам брата-близнеца (логично было бы назначить на эту роль принца Фортинбрасса, но не будем строить слишком очевидные гипотезы).

Как видим, автор вывел королеву из реальности-прозы в стихотворную пьесу-крышу – в прозе-реальности на кладбище входит тот самый бестелесный король. Да и все рассуждение о смертных императорах Гамлет привязал к своей Леди. Это последний штрих к картине похорон знатной пожилой (судя по толстому гриму) дамы, которая не заслужила христианского обряда, хотя когда-то и была христианкой...

 

XVIII. ШПИОН ВОДЫ И ПАЛАЧИ ДЛЯ ГАМЛЕТА

 

Но нам пора переходить к последнему прозаическому эпизоду – тому самому, в котором Гамлет ведет переговоры о предстоящем поединке с Лаэртом. Входит молодой придворный, имя которого автор назовет позднее, устами другого эпизодического персонажа. У Лозинского молодого придворного зовут (как подано в Фолио 1623 года) Озрик (Osrick). В прижизненном же издании 1604 года имя другое – Ostrick, и поддается переводу с двух языков: Os – рот, уста (лат.) и trick – ложь, хитрость (англ).

Автор сразу вводит настораживающую читателя реплику Гамлета, обращенную к Горацио: «Doost know this water fly?» Лозинский переводит: «Ты знаешь эту мошку?» Мы зайдем с другой стороны и переведем water fly так же правомерно – водный шпион. Тут же вспоминается недавняя фраза из стишка Гамлета о земле, латающей стену, защищающую от waters flaw (водного шквала/лжи). Теперь уже, после всего прочитанного Вода воспринимается как обозначение некоей персоны, влияющей на события – и шпион этой Воды, утопившей великую Леди, вполне закономерно воспринимается как предвестник несчастья.

Посланец говорит, что его Величество поставил «a great wager on your head» (большой заклад на вашу голову), перечисляет достоинства благородного Лаэрта, с которым предстоит биться Гамлету. А дальше следует очень путаный (а значит, полный скрытого смысла) диалог:

 

3616-21 Cour. The King sir hath wagerd with him six Barbary horses, againgst the which hee has impaund as I take it six French Rapiers and Poynards, with their assignes, as girdle, hanger and so. Three of the carriages in faith, are very deare to fancy, very responsiue to the hilts, most delicate carriages...

(Король, сир, поставил на кон от него шесть берберийских коней, против которых он берет/заключает в тюрьму, как я это понимаю/толкую, шесть французских шпаг и кинжалов, с их амуницией, как то: пояс, подвеска/палач и другое. Три лафета превосходны, очень дорого украшены, очень чувствительны к эфесам, наиболее изысканные лафеты...)

3622 Ham. What call you the carriages?

(Что вы называете «лафетами»?)

3623 Cour. The carriage sir are the hangers.

(Эти carriages, сэр, есть подвески/палачи)

3624-5 Ham. The phrase would bee more Ierman to the matter if wee could carry a cannon by our sides...

(Эта фраза будет более немецкой (точной – И. Ф.) по сути, если бы мы смогли перенести пушку на наши бока/стороны/позиции...)

Но в 1603 году это звучит так: ...if he could haue carried the canon by his side (...если бы он перенес пушку на его бок/сторону).

Дальше Острик делает такие же многозначительные оговорки:

3630-2 Cour. The King sir, hath layd sir, that in a dozen passes betweene your selfe and him, hee shall not exceede you three hits...

(Король, сэр, предложил пари, сэр, что в 12 ударах между вами и им, он не опередит вас на три удара...)

3635 Ham. How if I answere no?

(А если я отвечу нет?)

3636-7 Cour. I meane my Lord the opposition of your person in triall.

(Я имею в виду, мой принц, противодействие вашей персоны в испытании/суде/следствии)

 

После этого уточнения Гамлет соглашается на немедленный поединок.

Не показалось ли вам странным, что здесь не упоминается Лаэрт, но в дуэли намерен участвовать сам король? И почему слова подобраны таким образом, что их вторые значения указывают на заключение в тюрьму, следствие, суд, казнь, – да и пушки с лафетами как-то не вяжутся с игрушечной дуэлью на тупых шпагах...

Острик выходит, появляется некий лорд и повторяет волю короля. Получив согласие Гамлета, лорд передает ему странную (если считать принца Гамлета сыном королевы Гертрад, а Лаэрта – сыном Полония) настоятельную просьбу (desire) ее величества обойтись с Лаэртом перед схваткой как можно более радушно.

Горацио предупреждает Гамлета о том, что он проиграет. Но принц идет навстречу судьбе. Последние его слова в прозе-реальности: let be (пусть будет).

Завершающая чтение прозы глава оказалась короткой, но и этих нескольких предложений хватило, чтобы понять – гибель Гамлета вовсе не следствие привычной нам его дуэли с Лаэртом. Это была дуэль принца с королем, и решали ее не шпаги, но пушки, арест, следствие, суд, палачи – да и в закладе была голова принца...

 

XIX. ПЕРВЫЕ ИТОГИ ИЛИ РАВНЕНИЕ

НА ИСТОРИЮ

 

Вот мы и закончили чтение новой пьесы господина Шекспира о страданиях молодого Гамлета, принца Датского. Ну и что, – скажут читатели – мы увидели ворох нарытых фактов, которые, не будучи связаны между собой, только внесли смятение в наше восприятие, отменили привычный сюжет, но не дали нового.

Еще раз повторю: научный метод исследования основан на принципе уравнения – если мы по отдельности определили обе части, то их приравнивание позволит нам найти искомые неизвестные. Под неизвестными я подразумеваю реальных исторических лиц, скрытых в пьесе за масками литературных героев. Но, прежде чем приступить к решению, мы должны собственно составить это уравнение. Только что мы написали левую его часть, в которой сосредоточены все неизвестные, объединенные внутренними связями литературного произведения.

Чтобы подытожить первый этап нашей работы, набросаем в общих чертах новую сюжетную схему, которую подсказывают наши текстовые находки. В отличие от всем привычной трагедии принца Датского, которую навязал нам Горацио, мы сейчас можем впервые изложить версию происходивших событий, рассказанную либо Гамлетом, либо тем, кто знал, что же произошло на самом деле. Истинный же автор, известный нам как Шекспир, предлагает читателю сравнить и выбрать, какая из двух версий ближе к истине.

Вот как выглядят события с точки зрения прозаической реальности:

 

Принц Гамлет, наследник датского престола, сын королевы Гертрад, недавно потерял отца, старого Гамлета. Умерший король когда-то, в день рождения Гамлета-младшего убил короля Норвегии Фортинбрасса.

Принц Гамлет знает тайну своего рождения, и раскрывает ее читателю при помощи скорректированного им монолога Энея.

В монологе рассказывается о подлом убийстве Пирром царя Приама – подлом не только потому, что оно было совершено в некоем святом месте, предположим, в церкви, но и потому, что Гекуба, низложенная царица, родила во время нападения двоих сыновей-близнецов. Нет сомнений, что речь в монологе идет о разгроме королем Гамлетом гнезда Фортинбрасса, законного правителя. Кстати, если вновь обратиться к истории Троянской войны в интерпретации Гальфрида Монмутского, то выясняется, что Пирр увел с собой одного из сыновей Приама.

В совокупности с намеком Гамлета на прошлую опеку, которая была установлена над ребенком Гамлетом, все это указывает на то, что принц Гамлет и есть тот самый, рожденный в день убийства старшего Фортинбрасса ребенок, которого забрала к себе чета Гамлетов. Сначала он, как и полагается высокородному дитя, потерявшему родителей, находился в категории child of state (дитя государства) под опекой королевского министра Полония. Потом младший сын Фортинбрасса был усыновлен бездетной четой Гамлетов (вероятно у них не было законных наследников, а лишь так называемые природные, т.е. незаконнорожденные) и стал принцем Датским, наследником датского престола.

Когда наследник вырос и узнал (или узнал, а потом вырос?) о своем происхождении, он решил мстить. Спектакль «Мышеловка», который принц сочинил специально для показа его приемным родителям, также как и монолог Энея, очень содержателен. Во-первых, в нем говорится о некоролевской крови старого Гамлета (герцога Gonszago) и его жены Гертрард (Baptista). Во-вторых в «Мышеловке» рассказывается подлинная история смерти старого Гамлета. Точность, с которой Шекспир пользуется словами, позволяет верить тому, что короля отравил вовсе не его брат, но, как прямо сказано, племянник, выведенный в «Мышеловке» под именем Лукиан. Возможно, он – один из двух сыновей королевы Гекубы-Фортинбрасс, мстящий приемному отцу – убийце своего настоящего отца. Однако, «Мышеловка» может рассматриваться и как сценарий убийства короля Клавдия – тогда этим спектаклем Гамлет угрожает королю. Фигуры короля Клавдия и первого министра Полоний в пьесе почти полностью перекрывают друг друга.

Принц не просто мстит – он хочет вернуть власть роду Фортинбрассов, и спектакль «Мышеловка» – осознанное обострение ситуации, открытое заявление датской короне своих намерений. О далеко идущих планах принца знал его «друг» Горацио – и даже обещал помочь, или делал вид, что помогает. Мы предполагаем, что горбатый Горацио, сын Полония – соглядатай, шпион, он ведет двойную игру.

Еще два персонажа, участвующих в гамлетовской пьесе – Офелия и Лаэрт. Эта пара даже более таинственна, чем Гамлет и Горацио – хотя бы потому, что в наш сюжет, в левую часть уравнения «брат и сестра» добавляют немного существенных деталей. Они еще раз подтверждают опекунский статус Полония, поскольку и Офелия и Лаэрт, как это следует из расследования, имеют разных родителей. Совокупность косвенных фактов свидетельствует о том, что в жилах Лаэрта течет королевская кровь. Что до Офелии, то все, что нам известно – это ее слова о дочери хозяина (короля?), украденной фальшивым steward (управляющим). Автор прозы настойчиво предлагает читателю образ жадной и распущенной, беспринципной Офелии, которая отдалась некоей особе королевской крови (из ее слов следует, что Лаэрту) поверив его обещаниям жениться на ней.

Возникает соблазн привлечь в качестве сексуального партнера и Горацио, но мы должны быть осторожны. Автор, чрезвычайно щепетильный в своих указаниях, не говорит напрямую о любовной ипостаси Горацио, а лишь отчетливо намекает на его участие в качестве советника или подстрекателя, который, реализуя свои (или чьи-то) планы, подтолкнул Офелию к опрометчивому шагу.

Посланный в Англию после убийства Полония, Гамлет возвращается. Его возвращение окутано тайной. Ему предшествуют поддельные письма, которые получил Горацио от моряков, те в свою очередь от послов, отправленных королем в Англию. С миссией были отправлены Гамлет и неразлучные Розенкранц с Гильденстерном. Шекспир через Горацио подбрасывает читателю откровенную дезинформацию, вынуждая исключить Гамлета из числа возможных отправителей. Остаются Розенкранц и Гильденстерн, передавшие Горацио информацию о том, что Гамлет возвращается в Данию. Письма к королю и королеве, якобы от Гамлета, – эти письма были подделаны теми же Розенкранцем и Гильденстерном. Ситуация с фальшивыми письмами очень похожа на заговор против Гамлета, который составляют три его фальшивых друга. Они намереваются использовать короля, как орудие устранения Гамлета.

Сцена на кладбище не встраивается в наш сюжет из-за множества непонятных в рамках пьесы подробностей. Ее можно сравнить с кладовой, где хранятся, сваленные в кучу запчасти, которые понадобятся нам при полной сборке нашего механизма. Пока не будем входить в эту кладовую, а сразу перейдем к заключительной части прозаического повествования.

Принца Гамлета вызывает на поединок сам король. Правда он делает это не лично, а при посредничестве молодого придворного, косноязычие которого очень красноречиво. Из разговора Гамлета с Остриком мы узнаем, что от исхода предстоящего испытания (trial – суд, следствие) зависит жизнь Гамлета – прямо говорится, что на кону стоит его голова.

Мы знаем одно – в результате Гамлет проиграл. Последнее слово осталось за  стихотворцем Горацио.

 

Версия Горацио, которую он изложил принцу Фортинбрассу, оказалась так убедительна, что до сих пор, спустя уже 400 лет, не вызывает подозрений у подавляющего большинства читателей. Так получилось потому, что это большинство воспринимает «Гамлета» как выдающееся, но всего лишь литературное произведение, от которого никто не вправе требовать исторической достоверности. Но по внимательном прочтении можно понять, что Шекспир запечатал в художественно оформленный конверт исторический документ. До сих пор мы разглядывали только этот красивый конверт, не удосуживаясь поинтересоваться его содержимым. Теперь же, чтобы выяснить, о чем сказал Шекспир в своей пьесе, нам потребуется уравнять вновь прочитанного «Гамлета» с тем абсолютом, который называется Историей.

 

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

Содержание

 

 

 

 

«ГАМЛЕТ» пер. М. ЛОЗИНСКОГО

 

 

ПЕРВЫЕ РЕДАКЦИИ «ГАМЛЕТА»

 

1. William Shakespeare. Hamlet (Quarto 1 text). The Internet Shakespeare Editions. The First Quarto of Hamlet (1603)

 

2. William Shakespeare. Enfolded Hamlet: Second Quarto Text

 

3. William Shakespeare. Hamlet (The First Web Folio Edition of Shakespeare's Works)

 

ЗДЕСЬ – 93 первых издания 21 пьесы Шекспира:

 

http://prodigi.bl.uk/treasures/shakespeare/search.asp

 

 

 

ВАШ КОММЕНТАРИЙ

 

 

НА ГЛАВНУЮ

 

 



Hosted by uCoz