“Норд-ост”: ветер с юга

 

То, что случилось в Москве  23–26 октября 2003 года — большая трагедия. В первую очередь для самих жертв и их близких. Если говорить прямо, подобные трагедии последнего времени в России — всегда следствие политики российской власти — как ее ошибок, так и ее продуманных решений. Вот только не всегда удается простому обывателю различить, где ошибка, а где — преступление. Хотя, по большому счету, все, что приводит к масштабным человеческим жертвам, есть преступление.

 

Но, все-таки: как быть нам, наблюдающим то, что происходит, со стороны (и это отстранение  для нас в данном случае — благо), как оценить ту дозированную информацию, что выдают нам СМИ и понять, что же на самом деле произошло? Перед нами — классическая задача: по выходным данным расшифровать то, что происходило внутри “черного ящика” и (а это еще важнее) то, что было на входе. Задача необыкновенно трудная, тем более, что мы владеем лишь набором разрозненных и противоречащих один другому фактов, которые и фактами-то можно назвать с большой натяжкой. Наши “глаза и уши”, средства массовой информации, сами находятся в положении слепых котят, потому что могут выдавать лишь отфильтрованные официальными источниками данные. Конечно, мы не можем претендовать на выяснениt полной правды, но это не отменяет нашей возможности размышлять — скрупулезно анализировать, находясь при этом в постоянной готовности менять начальную гипотезу, какой бы очевидной она ни казалась. А вопросы при анализе определенным образом поданной информации, естественно, возникают.

Говоря о терактах вообще, стоит отметить странную особенность, возникшую лишь в последние годы. Теракты, особенно крупные, стали анонимными. Это непонятно с обывательской точки зрения, когда считается, что террорист мстит более сильному противнику. Акт мести просто обязан иметь автора, и этот автор, как правило, заинтересован в том, чтобы взять на себя ответственность за теракт публично. Иначе теряет смысл сам акт, — непонятно, от кого же получен удар и кого бояться. Такой парадокс возник и на этот раз. Вернее, официальные источники сильно и не пытались найти автора — негласно считается, что он известен. Осталось внести некоторые уточняющие детали — как, например, пленку с выступлением Масхадова, в котором он угрожает крупным актом в рамках джихада. Но вскоре шеф Московского бюро телекомпании “Аль джазира” заявил, что пленка эта демонстрировалась на его канале уже три месяца назад, и Масхадов говорил о грядущих внутри Чечни событиях. Сюда же  относятся странные заявления спецслужб типа: личности боевиков устанавливаются, но их зарубежные контакты уже установлены. Террористы еще толком не выдвинули своих требований, но наши власти уже заявили, что нет сомнений в принадлежности боевиков к международному терроризму. Тут же последовала цепочка зарубежных осуждений теракта в Москве, что было расценено на внутреннем политическом рынке, как победа — Чечня, наконец-то, признана одним из звеньев мучающего Запад международного терроризма. Политические выгоды “пеклись” прямо на ходу, когда вообще неясны были перспективы заложников и планы террористов. Правда, лорд Джадд так и не откликнулся на призывы Д. Рогозина покаяться, и, по странному совпадению, скоро стало известно требование террористов, чтобы именно этот лорд приехал к ним.

Далее недоуменные вопросы возникали чуть ли не на каждом этапе разворачивающегося в прямом эфире действа. Как, при таком жестком регистрационном режиме и паспортном контроле в Москве, полсотни боевиков с оружием проехали к месту назначения? Хотя этот вопрос уже является риторическим — проехали и проехали — бывало, и босиком по снегу через многослойное оцепление выходили. Оцепление вообще понятие расплывчатое. На этот раз через него свободно проникли три будущие жертвы террористов. Странно, что все трое застреленных террористами были людьми извне, а не заложниками (так, во всяком случае, это подано СМИ). Здесь разум отказывается понимать — обычно убивают пытавшихся бежать, а не пришедших из внешнего мира. Странно и то, что первый этаж здания террористы не взяли под контроль, и фойе было пустынным. Мало того, на первый этаж за эти двое с половиной суток свободно проникали и сотрудники спецслужб. Неужели террористы полностью полагались на взрывчатку, для приведения в действие которой требовались доли секунды, как об этом постоянно напоминали зрителям представители тех же спецслужб? (Кстати, на видеозаписи было хорошо видно, как женщины-смертницы достаточно демонстративно мяли и теребили в руках эти самые провода с контактами).

Сами террористы отличились не только беспечностью. Так называемые смертники в большинстве своем были в масках и беспокоились перед съемкой, как бы их не узнали (видимо, на родине, потому что живыми выйти они не рассчитывали, а в мертвом виде скрыть свое лицо вряд ли кому удавалось). Сюда же относится странная фраза, сказанная по-чеченски одной из “масок”  Бараеву: “ Что мы творим?”. Неужели они не знали, что собираются творить, или планы были другими и менялись на ходу? Сам Бараев, официально признанный убитым совсем недавно (12 октября) и воскресший вдруг в Москве, в отличие от своих предшественников Басаева и Радуева вовсе не горел огнем джихада. Вялый и безразличный, он заученно повторял, что  считается с Масхадовым и подчиняется ему, что бы там ни говорили российские СМИ. Девушки-смертницы были наряжены в одеяния, выдающие их принадлежность к арабским террористам, — прямо наглядное пособие для Запада, снимающее все его сомнения. Тем более, что 28-29 октября в Копенгагене должен начать работу так называемый Всемирный чеченский конгресс — пусть знают, кого собираются приютить. Кстати, информация об этом мероприятии наверняка не была новостью для наших властей, но  вот ноту вручили послу Дании лишь после нынешних событий. Спрашивается, чего ждали?

Штурм и вовсе оказался окутан завесой таинственности. Все прошло четко, “как на учениях” (так откомментировал кадры захвата один из професионалов). Как-то непривычна была эта четкость для российского зрителя, привыкшего за последние годы к, мягко говоря, нечеткой работе в подобных публичных освобождениях. Штурм, по словам замминистра МВД РФ, был вызван тем, что террористы начали расстрел заложников — это стало ясно по выстрелам и двум хлопкам внутри здания. А вообще-то готовился переговорный процесс. Но спустя время выяснилось, что сами спецслужбы распространяли слухи о том, что штурм готовится на 3 часа ночи, потом на 6 утра. Хлопки же были объяснены тем, что группа спецназа подорвала стену для прорыва внутрь. Программа “Намедни” дала запись телефонного разговора — заложница во время штурма сообщила “Ну, это начали наши на самом деле…”. Еще одна странность: перехват телефонных разговоров террористов с зарубежным абонентом. “Начнем расстреливать самых сочных” — делились террористы своими планами с теми, кто их прослушивал (кто поверит, что они не знали о возможности перехвата?). Получается, что террористы сами провоцировали штурм такими заявлениями?

Итак, штурмующие предотвратили взрыв, моментально усыпив женщин, держащих пальцы на кнопках. Те самые доли секунды… Но в то же время, множество людей не уснуло, они звонили, сообщали, что дышат через тряпки, словом, находились в сознании. Предположим, что каким-то образом газ, шедший через вентиляцию, воздействовал избирательно — и позы убитых террористок говорят о том, что смерть застала их во сне. Тогда непонятно, почему 50 террористов было уничтожено, а не взято в плен в сонном состоянии. Характер ранений говорит о том, что большинство было застрелено в упор. Странно, что убрали почти всех будущих подследственных — но взяли, говорят, каких-то “пособников”.

Говорить о примененных средствах нет смысла — все как раз традиционно для нас — “щепок” летит в два раза больше, чем срубленного “леса”. Если поначалу врачи говорили о нервно-паралитическом газе, то впоследствии этот газ превратился в усыпляющее средство, “сродни общему наркозу”. Люди, которые продолжали умирать уже в больницах, были представлены жертвами шока и трехдневного испытания — сердца не выдержали. Эпопея с изоляцией заложников в больницах и мучениями родных и близких  — все это тоже наша норма и не требует комментариев.

Самый главный вопрос, на который трудно дать вразумительный ответ, возник в самом начале, как только стало известно о захвате заложников. В чем смысл теракта, который произошел именно тогда, когда намечался путь мирного урегулирования в Чечне, где дело шло к избранию легитимных органов власти? Террористы, без сомнения, осознавали, что их действия повлекут за собой совершенно обратный результат. Вместо окончания войны в Чечне (а это — требование террористов!), они могут получить лишь эскалацию конфликта, перевод его в новую “горячую” фазу. Как это и было после памятных взрывов домов, как это случилось в Афганистане после 11 сентября…

Вопросы, вопросы… Хочется, конечно, получить ясные ответы, но когда дело касается дел государственных, ясности не может быть по определению. Проблема в том, что задачи государства и общества довольно далеки друг от друга на шкале истины. Тем более, что шкала — у каждого своя. Одним остается задавать вопросы, другим — отвечать на них так, как им удобно. И этот процесс борьбы двух правд есть вечная драма отношений человека и государства, в которой человек всегда проигрывает. Если, конечно, он — не представитель госструктур. А до тех пор необходимо делать вид, что все ответы тебя устраивают. Самое время вспомнить маленькую Данию и ее самого известного героя. Перефразируя слова Гамлета, принца Датского (всего лишь поменяв Запад на Восток), скажем в заключение: “Я безумен только при норд-осте; когда ветер с юга, я отличаю мошенника от истинного автора”. Правда, мы, в отличие от проницательного принца, до сих пор не можем определить — откуда ветер?

 

P.S.

Чеченский конгресс в Дании все-таки прошел. В. Путин отменил свой визит в Данию. На конгрессе Ахмад Закаев еще раз от имени  Аслана Масхадова отмежевался от теракта. Неувязка получается. Масхадов в своем выступлении говорил по-русски, адресуя угрозу именно федеральной власти. Зачем же ему идти на попятную?

По словам заложников, боевики, почувствовав газ, почему-то не стали бить тревогу. Почему?

Президент России заявил, что на подобные действия террористов мы будем отвечать адекватными мерами —“где бы ни находились их идейные и финансовые руководители”. Но мы же уверены, что эти самые руководители находятся за рубежом — неужели у нашей истерзанной армии появляются такие далекие перспективы?

 

2003 г.