Размышления литсотрудника об издателях и авторах

 

 

Давно я собирался сказать что-нибудь хорошее о нашем вялотекущем литературно-издательском процессе. Все как-то не доходили руки, не переполнялось сердце ни гневом ни любовью – видимо, не хватало последней капли в чашу моего терпения. Но вот появилась эта капля – самиздатовская газета тиражом в несколько экземпляров – для внутреннего, так сказать, пользования в определенном кругу, в котором вращаются как те, кто пишет, так и те, кто эти тексты публикует (или не публикует). О самой газетке говорить много не стоит, она – лишь всплеск болезненного самолюбия одного человека. Но сам факт ее появления – это симптом всем известной, но всеми умалчиваемой болезни, существующей с тех пор, как появились первые пишущие.

Подходя к вопросу псевдонаучно, стоит ввести простую классификацию. Движение слова в информационном поле имеет совершенно четкую траекторию: автор – издатель – читатель. Самая широкая из этих трех категорий – последняя. Все мы – и авторы и издатели – в первую очередь читатели (которые делятся на обычных и профессиональных, – но об этом ниже). Отношение между первыми двумя категориями всегда были напряженными. Я могу теперь говорить и за тех и за других, поскольку был и просто автором, который когда-то хотел, чтобы его тексты были опубликованы, – а ныне сам работаю в газете и ежедневно общаюсь с авторами, читаю то, что они приносят.

Небольшое лирическое отступление для иллюстрации. Когда-то давно я служил солдатом, и совершенно естественной для солдатского зависимого положения была убежденность в тупости офицеров. Через некоторое время я стал офицером и столкнулся с парадоксом: тупы и ленивы все солдаты. Тогда-то и открылась мне относительность психики, зависящей от социального статуса.

Этот закон работает в любой сфере человеческой деятельности – не исключение и разбираемый нами случай. Итак, будучи автором, я плохо относился к издателям. Правда, я никогда не стремился печататься в местной прессе, а все норовил послать свои опусы в столичные журналы – как, впрочем, это делали и делают все начинающие. Единственное, что окрепло в процессе переписки с редакциями, так это мысль о "кружковщине", о том, что напечататься можно лишь по знакомству, по дружбе, – да и как было не обижаться, когда явственным казалось, что печатают в журналах то, что ты и левой ногой постесняешься написать. Размышления о далеких издателях приводили непечатаемого автора и к более широким выводам. Некоторые из них и сейчас кажутся на первый взгляд верными. Например, мысль о "естественном" отборе в нашей постсоветской литературе. Действительно, большинство писателей, ставших писателями в советское время, с красным молоком матери-родины впитали дух соцреализма. Несмотря на то, что почти каждый в то время был недоволен навязанными его творческой свободе идеологическими рамками и мечтал о свободе слова, на поверку оказалось, что наступившая свобода обнажила сухое дно большинства певцов "реальности" – они вдруг с тоской вспомнили ушедшее время, когда одна эзопова фраза была достаточной, чтобы стать известным писателем. Сегодня, превратившись в издателей, те же самые люди ведут отбор материалов по тем же, советским, критериям – особенно эта тенденция заметна в провинции, где, по законам физики, время всегда течет медленнее, чем в центре. И дело не только в художественной литературе – это касается и газетно-журнальной публицистики. Мне часто приходится слышать от коллег ("старых газетчиков" как они себя называют), что газета в первую очередь – орган информационный, она должна информировать читателя о том, что происходит в республике, а на полосе должно быть не меньше пяти материалов. И это количество набрать нетрудно, особенно при том, советском подходе, когда "старые газетные волки" напишут тебе на любую тему (чем и гордятся) – будь это жизнеописание председателя колхоза, ничем не выделяющегося из остальной председательской массы, изложение жизненного пути заслуженного учителя или рецензия на спектакль, где большую часть занимает перечень званий участников спектакля. Словом, нагнать строку для них проблемы не составляет – была бы полоса забита. Но самое страшное, что такой же подход культивируется сотрудниками редакций и в кругу авторов – а круг состоит из тех, кто укладывается в давно принятые газетно-журнальные стандарты и тех молодых, кто готов под эти стандарты лечь, лишь бы увидеть свой текст в газете.

Тут мы плавно переходим от издателей к авторам. Совсем недавно известный писатель А. Генатуллин, наш земляк, давно живущий в столицах, порадовался на страницах "Литературной газеты" за журнал "Бельские просторы" – мол, большая удача и достоинство журнала в том, что он не печатает всей этой новомодной литературы. Что имелось в виду под словом "новомодная" – понятно. Советский писатель не любит, когда литература лишена гражданского пафоса, когда она не сеет разумного, доброго, когда вместо разработки характеров людей и пр. возникают попытки найти свой стиль, в котором слова выступают не агентами информации, но в качестве носителей образа, кирпичиками, из которых автор строит не копию действительности, а свой мир. Так вот – А. Генатуллин немного ошибся, посчитав, что журнал стоит на страже литературной нравственности нашей республики. На страже – сами авторы. Теперь я говорю как человек, находящийся в стане издателей.

Друзья мои, авторы, к вам обращаюсь я! Если вы думаете, что вас душат издатели, должен вас огорчить. Душить-то некого! На литературных просторах нашей республики нет большой литературы, нет личностей из серого ряда вон выходящих и вызывающих злобу и зависть посредственностей. Я сейчас не говорю о представителях старших поколений – их ковало то время, когда трудно было быть иным, когда власть действительно создавала вкусы под себя, фильтруя не только зарубежную и эмигрантскую литературу, – даже Достоевский с Есениным были не всегда доступны. Речь о "молодых" – 50, 40, 30, 20-ти летних, для которых сегодня нет никаких преград, кроме собственной творческой совести. Но вот ее-то, по-видимому, у большинства тоже нет. Есть лишь огромное желание увидеть свою фамилию в газете или журнале. Хотя, авторы относятся к своим произведениям трепетно и оченно сердятся, если их поправить или урезать – всегда оказывается, что дурак-редактор выбросил самое главное. А этот самый дурак, бывает, ищет-ищет, да так и не находит этого главного.

Если говорить абсолютно честно, то среди пишущей "молодежи" по республике я могу насчитать от силы пять (!) имен, которые бы не потерялись на общероссийском фоне. Чтобы никого не обижать, упомяну только покойного Александра Банникова. Вот в его случае могу высказать претензии к издателям – они проворонили большой талант, который мог бы стать гордостью русскоязычной литературы Башкортостана, – они ничего по большому счету не сделали, чтобы "раскрутить" это имя, как оно того заслуживало. Возвращаясь к нашим авторам, хочу им напомнить – не издатель делает литературу, он всего лишь проявляет ее для широкого читателя. Но если проявлять нечего, возникает ужасная ситуация, вредная для всех. Тот серый вал безграмотности, захлестывающий редакции и отсутствие хорошей местной литературы вынуждают редакторов неуклонно снижать уровень своих требований, искать среди плохого среднее и потом защищать это среднее перед теми, кто не нашел себя на страницах номера. Грань же между средним и плохим настолько тонка, что ее толком не замечают ни издатели ни авторы – возникают обиды, упреки в пристрастности, доходит дело и до оскорблений. Одно дело, когда претензии высказывают тебе в лицо, другое, когда, найдя ризограф, размножают свои подъездно-портвейные претензии в печатном виде. Это, конечно, удобно, – убить всех "серых" одним залпом, пометить все местные издания своими выделениями. Особенно грустно, что человек-то не без таланта – но и не без грязи, которую он щедро льет не только в свои литературные тексты, выдавая ее за новаторство и свободу творчества, но часто – на тех, кто по его мнению, стоит на пути его "бунтарского" таланта – а весь бунт измеряется литрами спермы и запредельным количеством "палок" "кинутых" лирическими героями.

Сейчас не время обижаться или гневаться (да и повод для этого слишком слаб) – возникает совсем другая проблема. Эскапады автора, как и другие подобные перверсии болезненного самолюбия, совершенно закономерны. Они занимают пустующую у нас нишу литературной критики. Отсутствие критики бьет сразу по двум сторонам: ни авторы ни издатели не имеют зеркала, в которое могли бы увидеть всю свою неприглядность. Конечно, создать на пустом месте конструктивную критику тяжело. Во-первых, критик перессорится со всеми, не привыкшими к зеркалу, достопримечательностями местного литландшафта – долго он не протянет, это ясно. А во-вторых, где взять человека, обладающего литературным вкусом, широкими знаниями и элементарным тактом, который бы сам не писал и которому вовсе нет выгоды становиться изгоем. Путь для создания критики один – начинать с молодых, как бы дискриминационно это ни звучало. Молодые еще не успели заматереть в своей непогрешимости, и критика пойдет им только на пользу. Если нет сил посмотреть на свое творчество непредвзято, пусть эту функцию возьмет на себя посторонний.

Если опустить все эти разговоры о том, кто кого не пущает, то станет ясно – в первую очередь виноват АВТОР! Да принесите что-нибудь свежее, действительно неординарное – и, клянусь газетой, мы напечатаем. Только прежде чем нести к издателю, поговорите с вашим внутренним критиком – если его нет, заведите – пусть он скажет вам, что вы действительно сказали свое, новое. Если тебе неинтересна твоя собственная жизнь (из которой настоящий писатель и черпает материал для творчества) – пожалуйста, пиши фантастику. Но учти – написать хорошо о том, чего никто не видел, очень трудно. Если ты описываешь "челноков"-торговцев, усадив их в космические корабли – это не фантастика. Если твой текст неотличим от текста другого "фантаста" – остановись и задумайся: почему ты это пишешь? Только потому, что у тебя нет ничего интересного в твоей жизни? Тогда не пиши. Или все-таки найди такую тему и такие способы ее разработки, которые до тебя никто не находил. Еще раз перечитай великих фантастов и найди, чем они брали публику. Автор – он в последнюю очередь автор. В первую – он должен стать профессиональным читателем – как чужих, так и своих текстов. Перестаньте писать так, словно вы никогда ничего не читали, словно вы – первый пишущий на этой немой земле. Перестаньте писать так, словно не изобретено еще кино – зачем нам очередной плохой сценарий? Настоящую литературу нельзя перевести на экран. Если вам дан такой могучий инструмент как русский язык, относитесь уважительно к его возможностям. Научиться разговаривать – не значит научиться писать. Продолжайте учиться, прошу вас, не торопитесь нести свои первоцветы – а если принесли, будьте добры выслушать и воспринять. Ну неужели вам не хочется, начав с тоненького ручейка местной прессы, добраться когда-нибудь до туманного залива, где стоят на рейде фрегат "Пушкин" и сухогруз "Толстой"? Неужели хочется всю жизнь барахтаться в мелкой луже периферийной литературы, глядя только на соседей по луже?

Краснейте от стыда, читая написанное вашей рукой – это самое лучшее лекарство от графомании. А вместе с вами на поправку пойдет и издатель – у него будет из чего выбирать. Автор, ты, наверное, не знаешь, как тяжело ворошить кипы твоих рукописей в поисках редких строчек, за которые можно уцепиться. Если ты не жалеешь собственное время – пожалей редакторов, которые сами хотят сотворить что-нибудь стоящее – но после работы с твоими материалами на это не остается ни сил ни ума – ты загрязняешь своими излияниями саму ноосферу – и после этого еще находишь время и деньги публично жаловаться. При чем тут издатели! – оттого, что твое произведение опубликуют, оно не станет лучше, – ты должен быть благодарен издателям, уберегшим тебя от позора. Публикуя плохие тексты, издатели служат недобрую службу авторам, приучая тех к мысли, что так и нужно писать – напечатали же!

В заключение – один добрый совет всем авторам: поумерьте свою тягу к публикации. Читайте мировую литературу, сравнивайтесь с ней (хотя бы стремитесь к этому), – и все у вас и у нас наладится. Впрочем – наверное, я погорячился. Ну, да с кем не бывает.

 

Игорь Фролов, 2003.

 

НА ГЛАВНУЮ