ВОЙНА, КОТОРАЯ ВСЕГДА С ТОБОЙ

 

Для нынешней молодежи 15 февраля – всего лишь похмелье после дня Св. Валентина, покровителя всех влюбленных. Но напомним, что в этот день 16 лет назад закончилась последняя война Советского Союза. Командующий 40-й армией Борис Громов ступил на советскую землю в 10 часов 30 минут 15 февраля 1989 года – однако до сих пор эта дата является предметом споров. Так что же символизирует собой день вывода советских войск из Афганистана?

 

Мы не станем сейчас разбирать идеологические и политические причины, по которым 40-я армия оказалась в Афганистане в декабре 1979 года. Сегодня уже известно, как принимаются в «верхах» подобные решения. Впрочем, коротко можно заметить, что время уже расставляет все по своим местам – сегодня Афганистан по-прежнему оккупирован – но теперь американцами. Это еще раз доказывает, что Природа не терпит пустоты – в том числе и пустоты политической воли. Но стоит напомнить: мы вошли в Афганистан после долгих колебаний и после неоднократных просьб афганского правительства (сей факт не отрицается даже на Западе), тогда как американцы вторглись туда, предварительно создав для этого «повод» – так называемый «теракт» 11 сентября 2001 года (об этом уже вовсю говорят и пишут в самой Америке). Сегодня, когда США распространили свое военное присутствие на Афганистан, Ирак, на все бывшее «мягкое подбрюшье» СССР – среднеазиатские республики, и готовятся к «демократизации» Ирана – нам уже не кажется, что ввод советских войск в Афганистан был политически не обусловлен. Однако вернемся к заявленной теме – что же мы отмечаем 15 февраля – День Победы или день поражения?

Ответ на этот вопрос зависит от того, какая задача была поставлена перед армией. Для тех, кто не знает или забыл, напомню, что задачи победить (проще говоря – завоевать) сопредельное нам государство никто перед 40-й армией и ее первым командующим Юрием Тухариновым не ставил. Сама численность ограниченного контингента, которая все годы войны колебалась возле отметки 100 тысяч (вводили 52 тыс.), говорит сама за себя (американцы во Вьетнаме имели в 5 раз больше!). Войска были введены для контроля над инфраструктурой страны – городами, объектами энергоснабжения, автодорогами, – с тем, чтобы помочь укрепиться правительственной армии. Но если первое время наши войска не вступали в прямые боестолкновения, то вскоре обстановка изменилась. Оппозиция начала активные военные действия, из Ирана и Пакистана потянулись караваны с оружием, на территории этих стран были организованы тренировочные лагеря, в которых западные инструктора и советники готовили моджахедов – «борцов за веру». (Стоит напомнить, что пресловутая Аль-Кайеда была создана именно американцами для борьбы с советскими войсками в Афганистане.)

Началась партизанская война, к которой, если сказать честно, 40-я армия поначалу не была готова. Московские стратеги предусматривали совсем другой вариант: со «своими» врагами будет разбираться афганская армия, тогда как советский контингент предупредит вторжение в страну пакистанских военных сил (поначалу даже структура введенной 40-й армии соответствовала вероятности полномасштабных боевых действий – в ее составе было много тяжелой бронетехники для ведения наземных операций, – большая ее часть впоследствии была выведена в Союз). Но эта стратегическая ошибка остается на совести тех самых штабных стратегов. Мы же говорим сейчас об армии, волей политиков посланной воевать. Именно солдаты и офицеры этой армии на собственном боевом опыте перестроили и стратегию, и тактику советских войск в Афганистане.

По большому счету, реальную боевую задачу перед ограниченным контингентом поставило не московское руководство, но сама страна, в которую этот контингент был введен. Сразу выяснилось – правительственная афганская армия была не только малоэффективной, но часто становилась обузой для наших войск. Массовое дезертирство, переход на сторону моджахедов целых полков со всем вооружением, насильственный призыв в ряды этой «дружественной» армии – все это приводило к пониманию, что надеяться мы можем только на себя. Специфика любой оккупационной армии (в отличие от наступающей или обороняющейся) заключается в том, что она, эта армия, представляет собой довольно статичное образование с растянутыми коммуникациями, и ее главной задачей является сохранение собственной целостности и жизнеспособности. Перемещение различных грузов – топлива, продовольствия, боеприпасов – из Союза ко всем точкам дислокации наших войск, и боевое охранение этих транспортных перевозок – вот из чего, по большому счету, и состояла та война. Все боестолкновения были уже следствием, реакцией расквартированной армии на атаки моджахедов. (При этом сами эти атаки были вполне естественной реакцией населения страны на присутствие чужеземной армии.)

Довольно скоро армия поняла, как нужно эффективно действовать в условиях партизанской войны. Была выработана тактика точечных операций, когда разведка выявляла группировки моджахедов или идущие из-за границы караваны с оружием, и наводила на них авиацию для ракетно-бомбовых ударов или группы десанта или спецназа, которые перебрасывались в любую точку с помощью военно-транспортной авиации (вертолетов) и уничтожали отряды противника.. Мобильности партизан армия противопоставила свои мобильные подразделения. Не последнюю роль играли и деньги – наши военные подразделения довольно успешно покупали разрозненных полевых командиров – так образовывались «дружественные» или «договорные» банды, которые «сливали» информацию о бандах недружественных.

Успехи подобной тактики были очевидными даже для американских экспертов. Уже после вывода наших войск, американские военные признавались, что советские методы борьбы с моджахедами, выработанные к середине 80-х, оказались столь эффективными, что это вызвало большую озабоченность западных политиков. Расходы на помощь моджахедам постоянно росли, однако ситуация в Афганистане медленно, но неуклонно склонялась в пользу Советов. Даже поставки очень дорогих «Стингеров» и других средств противовоздушной обороны для нейтрализации советской авиации не помогли (поначалу потери нашей авиации возросли, но вертолеты быстро перешли к полетам на предельно малых высотах и к полетам ночью, что даже усилило фактор неожиданности). Тогда была сделана ставка на политический нажим (уже вовсю шла перестройка), чтобы поторопить СССР с выводом войск. По оценкам западных экспертов дело шло к окончательному утверждению существующего афганского режима – правительственная армия все-таки была укреплена за годы войны (об этом говорит хотя бы тот факт, что после вывода советских войск режим Наджибуллы продержался еще три года!).

Сразу после вывода советских войск ЦРУ выдало отчет «Уроки войны в Афганистане», который был размножен в американской армии перед ее вторжением в Афганистан. Правда, главным уроком для них оказалась покупаемость афганцев, – ведь именно деньгами было обусловлено организованное отступление талибов (которые уже вернулись и сегодня разворачивают все ту же партизанскую войну, умножая потери американцев). Как войска атлантического союза покажут себя в этой войне – пока неизвестно…

Но, вернемся к той, нашей войне. Вопросы, которые она поставила перед обществом, до сих пор не разрешены. Что должны чувствовать ветераны этой «преступной», этой «ненужной» войны, что должны чувствовать матери тех, кто погиб в чужой стране непонятно за что? Неужели мы защищали «южные рубежи нашей Родины», которые наши правители сдали в одночасье спустя всего три года после окончания войны? Но так заданные вопросы никогда не найдут ответа. Они и задаются так для того, чтобы прочно внедрить мысль о поражении и позоре. Даже некоторые растерянные ветераны, пытаясь оправдаться, начинают говорить о политической необходимости, о своей вере в дело «апрельской революции», о помощи братьям-афганцам и пр. Их ошибка в том, что они играют по правилам тех, кто заставляет их оправдываться. И, действительно, разве бывает праведная война без праведной мотивации? Но я не зря в начале статьи предложил забыть о политических мотивах этой войны.

Дело в том, что политика не играла роли в самой 40-й армии. Находясь там, «за речкой», мы вовсе не думали, что защищаем те самые «южные рубежи» или, тем более, дело «апрельской революции». Сама война в устах ее непосредственных участников была «долбанной» (мягко выражаясь) войной – и эти эпитеты можно множить, но все они будут нецензурными. Эти же эпитеты прилагались и к нашему и к афганскому правительствам и высшему командованию (уверен, те же самые настроения господствуют сейчас в нашей чеченской группировке). Будем говорить начистоту – никакой политико-идеологической мотивации у армии не было. Прекрасно понималось и то, что мы являемся оккупантами, и афганцы имеют полное право нас уничтожать. В чем же дело, спросите вы, почему при таком понимании, армия продолжала воевать, убивая афганцев и сама неся потери – в чем смысл этой бессмысленности?

Смысл заключается только в том, что воевал не случайный сброд, где каждый за себя – воевала Армия. Будем считать, что забросила эту Армию на эту Войну некая геополитическая сила – равнодействующая многих сил (вспомним Энгельса, который говорил, что результатом пересечения многих воль всегда получается то, чего не хотел никто). Армию объединяет и делает армией выполнение приказа вышестоящего командира – и никуда от этого не денешься. Протесты в армейской среде, уклонение от выполнения приказа справедливо могут рассматриваться как трусость – и в среде самих военнослужащих тоже – если не пойдешь ты, пошлют другого.

Эта война, если давать ей определение, стала огромной ловушкой для 40-й армии. Скованная собственным единоначалием (своим главным стержнем) она оказалась между Сциллой приказа Верховного Главнокомандующего и Харибдой афганского сопротивления (подкрепленного изрядной помощью Запада). Ей оставалось только выживать – а для этого хорошо воевать. Да, жестокость – неотъемлемый компонент войны, но мы учились этой жестокости у своего противника, мы начинали говорить на его языке. Поначалу наши никогда не стреляли первыми. Но после того как несколько раз твоему вертолету в спину выстрелит из гранатомета безобидный на первый взгляд пастух, начинаешь относиться к каждому «мирному» вовсе не так мирно, как поначалу. Это – цепная реакция войны, и к ней быстро привыкали все.

В таких войнах (Афганистан, Чечня) между мотивационными векторами политиков и воюющей армии неизбежно возникает «вилка», расхождение. Главным мотивом солдата и офицера той войны было стремление выжить самому и спасти своих товарищей по войне. (И опрометчивое заявление академика Сахарова о том, что вертолетчики расстреливали попавших в окружение солдат свидетельствует лишь о его детской – не сказать бы жестче – доверчивости.) Нашей задачей было – вырваться из того исторического окружения, в которое загнала Армию Политика. Вернуться живыми или помочь другим выжить, – и сделать это, не убегая от смерти, но идя ей навстречу. В этом заключается Победа в любой войне. В этом была наша Победа – и мы не бежали, провожаемые пинками – мы вышли с достоинством, победив каждый свою, и все вместе – нашу войну.

В заключение – немного лирики. Армия покинула Афганистан 15 февраля 1989 года, но у каждого из нас – своя дата. Да, наверное, каждый из нас, когда выходил срок его войны, «рвал когти» без всяких раздумий, даже забыв присесть на дорожку – лишь бы вернуться домой, туда, где по сравнению с этой войной, был настоящий рай. Когда сирена самолета, в котором мы покидали свою жаркую пыльную войну, обозначила пересечении границы, был взрыв радости. Но – вот парадокс – уже очень скоро война стала возвращаться. Очищенная тоскующей памятью, она лишилась всей ее страшной тяжести, и даже тот страх – до того привычный, что был незаметен даже самому боящемуся – стал ностальгически сладок, потому что он подчеркивал ощущение жизни. Там по вечерам, после «работы» начиналась жизнь воспоминаний о том, как хорошо было в Союзе, в том обыденном бытии, гле шли дожди, шумели мокрые деревья, где мы пили чай без хлорки, спали в нормальных постелях без клопов, и где нас не хотели убить – во всяком случае, ежедневно. И вероятное будущее казалось таким же прекрасным, как и прошлое. Единственная препятствие для мечты – мы не могли загадывать, что будет, когда мы вернемся, – потому что оно, будущее, могло запросто не состояться.

Но теперь, в этом – уже состоявшемся – будущем мы понимаем, что остались там – остались почти по-настоящему. Мы постоянно возвращаемся туда, потому что победили тогда. Потому что мы навсегда полюбили ту нашу жизнь, в которой был простой, а, значит, настоящий смысл. Оказывается, мы полюбили ту землю, которая стала родной. И ту нашу, никому, кроме нас не нужную войну.

 

Игорь ФРОЛОВ.

НА ГЛАВНУЮ